Небо, небо, я пройду из края в край, я пройду из края в край небо, небо…

Блеснув моноклем, полковник Пинс перегнулся через прилавок и ткнул пальцем в наполовину скрытый противень.

– И, пожалуйста, один такой.

– Эти хлебцы не продаются, господин полковник, – объявил Трабо.

– Почему же?

– Это все промахи Жюля: еще минута – и они превратились бы в уголья. Я продаю только настоящий товар. Кому охота есть уголья?

– Мне, – сообщил Пинс. – Тут мы с женой никак не сойдемся во вкусах. Вечно у нее все недожарено и недопечено. Хоть бы раз в жизни полакомиться чем-нибудь эдаким, пропеченным до хруста! Так что уж позвольте мне насладиться одним из промахов Жюля.

– Но, мсье…

– И не спорьте!

– Мадам ни за что не примет такой ужасный хлеб.

– У мадам свидание с парикмахером, и она доверила мне все покупки, – объяснил полковник. – И уж тут я распоряжусь, как мне хочется. Поймите же, дорогой Трабо, не могу я упустить такой случай! Так что же, будете ли вы так любезны и продадите мне этот аппетитный уголек, или мне придется пойти в электрическую пекарню?

Трабо вздрогнул, как от боли, насупился, выбрал на противне наименее подгоревший хлеб, старательно завернул его, чтобы спрятать от нескромных взоров, и неловко подал полковнику.

– Помилуй бог, этот Жюль добыл мне одного покупателя, но сто других я наверняка из-за него потеряю.

– Он вас огорчает? – осведомился Пинс.

– С ним одно мучение, господин полковник. Ни на минуту нельзя спускать с него глаз. Только повернусь к нему спиной, вот так, – Трабо показал, как именно, – и на тебе! Он уже забыл про свою работу и витает где-то среди звезд, как сорвавшийся с нитки воздушный шарик.

– Среди звезд, говорите?

– Да, господин полковник. Мой Жюль – покоритель космоса и прикован к Земле одним лишь неблагоприятным стечением обстоятельств. И из такого теста я должен сделать пекаря!

– Какие же это обстоятельства?

– Мать ему сказала: "В пекарню Трабо нужен подмастерье. Лучшего случая у тебя не будет. Бросай школу, станешь пекарем". И он пришел ко мне. Понимаете, мальчик-то он послушный, только редкий час не витает в облаках.

– Ох, уж эти матери… – сказал Пинс. Он протер свой монокль и опять вставил его в глаз. – Моя матушка желала, чтобы я стал собачьим парикмахером. Она говорила, что это очень благородное занятие и к тому же доходное. У ее светских приятельниц с пуделями да болонками я, конечно, буду нарасхват! – Его длинные гибкие пальцы словно стригли и завивали воображаемую шерсть, а на лице выразилось отвращение. – И я спросил себя: что же я такое, если соглашусь делать педикюр собакам? Завербовался в Космический корпус, и меня послали служить на Марс. Когда моя матушка об этом узнала, ее чуть не хватил удар.

– Еще бы, – сочувственно вставил Трабо.

– А сегодня она гордится, что ее сын офицер и на погонах у него четыре кометы. Матери все таковы. Полное отсутствие логики.

– Пожалуй, это даже к лучшему, – заметил Трабо. – А иначе некоторые из нас бы никогда и не родились на свет.

– Покажите-ка мне этого звездного мечтателя, – приказал Пине.

– Жюль! – завопил Трабо, обернувшись к пекарне и приставив ладони рупором ко рту. – Жюль, поди сюда!

Никакого ответа.