– Не уверен, что мне нравится то, к чему все это идет,- Фанг Зар поерзал.

 – Никому из нас не нравится, к чему идет вообще все,- Бэйл привстал.Вот то-то и оно: не можем же мы позволить тысячелетней демократии кануть в небытие! Нужно бороться!

 – Бороться? - переспросила Падме.- Не могу поверить своим ушам… Бэйл, ты говоришь, как сепаратист!

 – Я… - Бэйл медленно опустился обратно в кресло. - Прошу прощения. Я совсем не это имел в виду. Я пригласил вас сюда потому, что из всех сенаторов нашей Галактики вы четверо все это время представляли собой наиболее стойкие - и влиятельные - голоса разумности и сдержанности, делая все возможное, чтобы сохранить нашу бедную потрепанную Конституцию. Мы не хотим навредить Республике. С вашей помощью мы надеемся спасти ее.

 – Становится все яснее, что Палпатин превратился во врага демократии,взяла инициативу Мон Мотма.- Его надо остановить.

 – Сенат дал ему полномочия,- ответила Падме.- Сенату его и останавливать.

 Гиддеан Дану переместился на краешек кресла.

 – Боюсь, вы недооцениваете степень коррумпированности Сената. Кто теперь станет голосовать против Палпатина?

 – Я буду,- парировала Падме и поняла, что действительно сделает это. - И я найду других, кто сделает то же.

 Ей придется. Независимо от того, насколько сильно это ранит Анакина. О, любимый, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

 – Сделайте это,- согласился Бэйл. - Создайте как можно больше шума - заставьте Палпатина следить за вашими действиями в Сенате. Это отвлечет его, пока Мон Мотма и я начнем строить нашу организацию…

 – Стойте,- Падме встала.- Некоторые вещи лучше оставить не сказанными. Сейчас мне лучше не знать о… о чем бы то ни было.

 Не заставляйте меня лгать мужу, говорили ее глаза. Пожалуйста, Ьэйл. Не заставляй меня лгать ему. Ложь разобьет ему сердце.

 Возможно, он увидел эту безмолвную мольбу; помедлив мгновение он кивнул.

 – Хорошо. Прочее оставим на будущее. Необходимо держать эту встречу в строжайшем секрете. Даже намек на эффективную оппозицию Палпатину может оказаться, как мы видели, очень опасным. Мы не должны говорить о сказанном здесь с кем-либо, кроме присутствующих. Мы не должны посвящать кого-либо в наш секрет без согласия всех и каждого в этой комнате.

 – Это относится ко всем, включая самых близких вам людей,- добавила Мон Мотма.- Даже к вашим семьям. Рассказав им о нашей встрече и вопросах, здесь обсуждаемых, вы подвергнете их той же опасности, что грозит всем нам. Говорить нельзя никому. Никому.

 Все кивнули, и Падме поняла, что ничего не может сделать. Что она могла сказать? Можете хранить свои секреты, но я должна сказать моему мужу-джедаю, который является любимым протеже Палпатина…

 Она вздохнула.

 – Да. Да, я согласна.

 И пока маленькая группа разбредалась по собственным кабинетам, она думала только об одном: О, Анакин… Анакин, прости меня…Прости меня, пожалуйста…

***

 Анакин был рад, что обширный сводчатый коридор Храма был пуст, за исключением его и Оби-Вана,- не нужно было приглушать голос.

 – Это просто возмутительно! Как они могли так поступить?

 – Как могут они поступить по-другому? - возразил Оби-Ван. - Твоя дружба с Палпатином - та самая, которая дала тебе возможность быть в Совете,делает невозможным твое возведение в ранг магистра. В глазах Совета это было бы равносильно тому, чтобы дать голос самому Палпатину.

 Анакин отмахнулся от этого. Нет у него времени на политические маневры Совета - у Падме нет времени.