— Тебе бы следовало больше доверять моему здравому смыслу, Чейни, — сухо ответил он. — Кроме того, мне не кажется, что потребуется нечто столь радикальное и опасное. В конце концов, «акулы» — хищники и, как таковые, должны быть наделены способностью выслеживать добычу. Со временем они и сами найдут Кьялиннинни.

— И тогда мы согласимся на ничью.

Сенатор вопросительно вскинул бровь.

— В смысле?..

— В смысле, что звездных коней не будет ни у нас, ни у темпи. Они застрянут внутри своих систем, а мы в той части космоса, которая доступна для двигателей, оснащенных мицууши.

Лицо сенатора омрачилось.

— Ну, нельзя сказать, что звезды будут для нас закрыты.

— Останутся некоторые. Очень немного.

— С нас хватит, — жестко заявил сенатор. — Все планеты, которые нам нужны, находятся в пределах досягаемости. При условии, правда, что темпи не будут заглядывать нам через плечо и говорить, что можно делать с ними, а чего нельзя.

Феррол мысленно вернулся к открытиям, сделанным «Дружбой» во время первого своего путешествия. Эти открытия в сознании и общественности, и государственных мужей затмил восторг по поводу появления на свет детеныша Пегаса.

— О, места нам хватит, все правильно, — презрительно ответил он. — Однако придется смириться с потерей остальной вселенной. Теперь, когда нам известно об «акулах», проблемы Димоти и тех, кто до него пытался управлять звездными конями, обретают смысл.

— Да. Это твоя теория «вторжения хищника в сознание нехищника», — сказал сенатор. — Ты говорил об этом, отвечая чуть ли не на каждый третий вопрос. Так что, по-твоему, нам делать? Заарканить «акулу» и предложить Димоти попытаться контролировать ее?

Феррол стиснул зубы; план, который он так тщательно обдумывал и мысленно повторял на протяжении двух последних дней, застрял у него в горле. Без сомнений, сенатор был абсолютно не заинтересован в том, чтобы умение совершать космические путешествия с помощью звездных коней стало достоянием Кордонейла. Единственное, что его интересовало, — как лишить этой возможности темпи. Точка.

Было ли это всегда его целью? Скорее всего. Мелькнула мысль: почему Феррол никогда не осознавал этого?

— Учитывая вашу очевидную незаинтересованность, — только и сказал он, — не вижу смысла продолжать этот разговор.

— Я так и сказал, едва ты вошел. — Сенатор встал. — Теперь, если ты извинишь меня…

— Я полагаю, мое назначение на «Дружбу» все еще остается в силе, — не двигаясь с места, продолжал Феррол. — Хотя бы потому, что если я сейчас устранюсь, это может привлечь нежелательное внимание. Итак, что насчет моего корабля?

Сенатор нахмурился.

— Какого корабля? А-а, ты имеешь в виду «Ска-па-Флоу». И что насчет него?

— Когда я давал согласие работать на «Дружбе», вы обещали, что будете использовать его как личный курьерский корабль, — ответил Феррол. — Это соглашение по-прежнему остается в силе, или все члены моего экипажа тоже вычеркнуты теперь из платежной ведомости?

Сенатор одарил его долгим задумчивым взглядом.

— Мне никогда не нравились люди, которые, если их выгоняют, пытаются просунуть ногу в дверь, — холодно ответил он.

— Я совершенно не хочу просовывать ногу в вашу дверь, — тем же тоном заявил Феррол. — Меня волнует исключительно благополучие моего экипажа. Они обеспечивали вам определенную степень финансовой безопасности; по крайней мере, пока я представлял ваши интересы на борту «Дружбы». Вы в некотором смысле обязаны им.

Губы сенатора изогнулись, но он кивнул.

— Ничем я им не обязан.