— На тебя можно смотреть бесконечно, Альшита. Как на дождь, огонь или на снег. Моим глазам нужно видеть твое лицо. Но мне мало просто смотреть на тебя.

— Не надо смотреть. Смотри на кого-то другого.

Вырвалось само, и я зажмурилась снова, словно он мог бы ударить меня. Но вместо этого его пальцы прошлись по моему позвоночнику, потом тронули ссадину на лопатке, и я вскинулась.

— Мне всегда было плевать на чужую боль. А сейчас я готов убить каждого. Кто посмел ее тебе причинить.

А себя? Себя ты убить не хочешь? Но его рука касалась слишком нежно и осторожно, и я лишь спустя несколько секунд поняла, что он наносить мне на спину какую-то мазь.

— Ты пока что неизведанные вершины, я не пойму кто ты и зачем ты здесь. Я так же еще не знаю. Что именно это значит для меня. И я не хочу делать тебе больно. Не вынуждай меня, договорились? Не вынуждай становиться с тобой зверем.

Секунда очарования снова перелилась во всплеск паники. Когда пальцы сжали затылок.

— Амина останется в моей хижине прислуживать тебе лишь с тем условием, что ты будешь повиноваться мне во всем и есть то что приготовит Джабира. Ослушаешься — я позволю им спустить с девчонки шкуру.

ГЛАВА 4

Утро было очень холодным, как и ночи в этой проклятой пустыне. Они собирались в путь Аднан и его отряд. А меня страшили перемены, пугало, что станет еще хуже, чем есть, что в городе меня запрут где-то и не дадут даже выйти на улицу. Как проституткам в борделях или проданных богатым хозяевам. Дорогие игрушки, запертые в золотые клетки до того момента пока не надоест хозяину и ее труп не выловят где-то в реке или брошенным в канаву. Суета пробуждала во мне тоску и пусть это место было варварским и жутким неизвестность пугала намного больше. Спустя какое-то время ко мне приблизился Рифат держа под уздцы белого жеребца.

— Теперь у тебя есть свой конь, Альшита. О тебе позаботились. Цени.

Я обернулась к всегда молчаливому бедуину и перевела взгляд на коня, а потом снова на Рифата.

— Аднан сделал тебе подарок. Чистокровный арабский жеребец дорогое и прекрасное создание стоит целого состояния для жителей пустыни. Цени. Не помню, чтоб ибн Кадир делал кому-либо столь щедрые подарки.

В голосе бедуина сквозили нотки то ли сарказма, то ли какой-то бравады. Все его слова казались нарочито пафосными. Перевела снова взгляд на коня. И что мне с ним делать? Я не умею им управлять, я ездила верхом только в парке на свой день рождения в детстве. Я даже не взберусь на него никогда самостоятельно.

— Ничего. Лошадь — это не машина. Долго учиться не надо. Тем более, мне велено тебя охранять и присматривать за тобой в дороге. Бери поводья и ничего не бойся. Конь покладистый и не норовистый. Его выбирали специально для тебя.

Я и не подумала взять поводья. Я не смогу взобраться на это чудовище и точно не смогу удержаться в седле. Почему бы Аднану было просто не пришибить меня самому. Я ведь все равно упаду под копыта этого белого монстра, с лоснящимися боками и крепким телом, который фыркает едва смотрит на меня.

— У него есть имя?

— Нет. Аднан купил его вчера у перекупщика. Если имя и было, то торговцу его не сообщили. Ты можешь сама придумать ему имя. Теперь ты его хозяйка.

Конечно хозяева дают имена своим зверькам и игрушкам. Вот и мне имя дали, а мое отобрали и сделали вид, что его и не было никогда. А новое мне чуждо, оно как позорная кличка и я никогда его не приму и не привыкну к нему.

Да и зачем привыкать, если у меня поменяется хозяин, то мне придумают другое. Почему-то от мысли, что с Аднаном может что-то случиться стало неприятно внутри, как будто сильно засаднило в области сердца и тут же протестом — пусть случается. Какая разница от кого терпеть жестокость? Какая разница чьей игрушкой быть… Но ведь разница была.