— Так вот ты сейчас выпьешь зелье, а потом съешь свой ужин и не приведи Аллах ты оставишь хотя бы глоток или ложку.

— А что удет? Казнишь? Изнасилуешь? Отдашь своим людям на растерзание? Зачем мне лечиться, чтоб ты снова мучил меня и прикасался ко мне своими ненавистными руками? Лучше сдохнуть!

Схватила свечу.

— Не приближайся ко мне.

Ухмыльнулся и мне стало не по себе от его красоты варварской и проклятой экзотики. Я глазом моргнуть не успела, как он выхватил у меня свечу и потушил огонь голыми пальцами, а потом зажал меня рукой за горло сзади и поднес ко рту склянку с зельем.

— Ты выпьешь или я не я.

Сдавил мне скулы с такой силой, что я невольно открыла рот и в горло потекла какая-то вязкая горечь. Попыталась вырваться, но вторая рука Аднана так сдавила мне ребра, что я не смогла и вдохнуть. Когда сделала последний глоток араб отшвырнул меня от себя, и я свалилась мешком на матрасы, задыхаясь, кашляя и размазывая слезы. С ненавистью посмотрела в глаза ибн Кадиру.

Казалось он сжигал меня взглядом на расстоянии, брови сошлись на переносице и неожиданно для самой себя я заплакала от бессилия, от мерзкого осознания своей ничтожной слабости.

— Еще одна подобная выходка и я сам сожгу тебя живьем. Если Джабира скажет мне снова что ты не ешь я затолкаю в тебя еду насильно.

Он ушел, а я тряслась от рыданий свернувшись на полу, обхватив себя руками. Ненавижу. Как же я его ненавижу. Я бы смотрела как он горит и корчится от боли. Не услышала, как ведьма вернулась в хижину.

— Слезы полезные, они как раз исцеляют душу и сердце. Кто не умеет плакать — тот не умеет любить. Ты не умрешь. Аднан не даст. Ты дорога ему.

В тот момент до меня еще не доходил весь смысл этих слов. Я была слишком надломлена, испуганна, несчастна.

— Ты не представляешь насколько он в твоей власти. Будь умной, Альшита. Ты все можешь обернуть в выгоду для себя.

— Мне не нужна выгода… я домой хочу. К маме хочу.

— Начни жить в этом мире, а не цепляться за свой в который ты уже никогда не вернешься.

— Пусть он меня отпустит домой. Я все что угодно сделаю для него, но пусть отпустит.

Она тяжело вздохнула.

— Не отпустит он тебя. Долго не отпустит, а может и вечно. Запала ты ему в самое сердце, а оттуда не отпускают.

В этот момент с улицы донесся дикий крик, плач. Я встрепенулась, зажала уши руками. Я больше не могла слышать крики боли. Я устала, меня это сводило с ума.

— Что там происходит? — закричала я. Джабира приоткрыла дверь и несколько секунд смотрела наружу, а потом закрыла дверь и повернулась ко мне:

— Ничего особенного. Маленькую Амину собираются наказать за какой-то проступок. Кажется, ее будут прилюдно бить палками.

О божееее, у меня зашлось сердце. Это из-за меня. За то, что еду мне носила. Только не Амина. Нет!

Я выскочила на улицу, оттолкнув Джабиру в сторону и застыла на несколько секунд, не веря своим глазам. Женщины обступили Амину плотным кругом, не давая ей сбежать, они толкали девочку внутрь круга, не давая ей сбежать.

— Воровка. Украла воду и хлеб для чужой!

— Предательница!

— Воровка!

Я не верила своим глазам — около десятка взрослых женщин собрались бить палками беззащитную маленькую девочку? Мне кажется или это происходит на самом деле? Но мне не казалось, они действительно размахивали палками и пугали малышку гоняя ее по кругу.

— Ты как смела лепешку украсть? Как смела потом в глаза своей тети смотреть?

— Маленькая дрянь подружилась с русской шармутой! Хочешь стать такой как она, да? Еду для нее воруешь?

— Она не виновата.