Мне уже нечего бояться.
— Красивая женщина и глупая. Ты ведь можешь получить все что пожелаешь. Мужчиной так легко управлять, когда в его чреслах все каменеет при мыслях об одной единственной женщине.
Ее слово напоминали мне слова какого-то психолога из женского журнала. Они лишь раздражали и злили. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня программировали или лечили мне душу. Пусть просто уйдет и оставит в покое. Я хочу полежать в одиночестве.
— Пора начинать привыкать к своей реальности. Я приготовила для тебя отвар, который поможет регенерации твоего тела, а потом ты поешь бульон с лепешкой. Тебе нужны силы.
Я ее не слушала, закрыла глаза и просто не обращала внимание. Не хочу есть, не хочу набираться сил. Сдохнуть хочу.
— А яд у тебя есть? Я бы нашла чем тебе заплатить. Достань для меня яду.
— Ты ничего не поняла? Он знает все. Рано или поздно меня не просто казнят за это — меня схоронят как проклятую и моей душе никогда не будет покоя.
Суеверия и первобытное варварство. Я словно в другом веке или в самом жутком и дурном сне. Меня собирались казнить. В этом мире, наверное, могут и повесить, и четвертовать, а ожидание смерти хуже самой смерти.
— На вот. Выпей. Станет намного легче.
Протянула мне склянку с темно коричневой вязкой жидкостью.
— Зажмурься и залпом. Тошнить не должно я добавила туда противорвотное. Приходи в себя. Аднан собирается ехать в Каир и взять тебя с собой.
Я обхватила плечи руками, меня колотило как в ознобе, паника нарастала где-то в глубине. Я начинала задыхаться.
— Невыносимая дура. Посмотри на меня… Это не насилие, девочка. Это грубый секс, жесткий без подготовки. Ты не знаешь, что такое насилие и тебе никогда не узнать… Джабира знает. Джабира каждую ночь видит это во сне. После насилия и от тела, и от души остаются одни лохмотья. Аднан мог отдать тебя на потеху своим людям они порвали бы все твои отверстия, включая ноздри и даже самые маленькие дырочки на твоем теле. Ты знать не знаешь, что такое озверевшие и дорвавшиеся до плоти голодные звери. Они бы имели тебя везде куда можно отыметь… после такого даже я спасать не умею. Только помочь и облегчить страдания смертью, если несчастная сама не умирает от кровотечений и болевого шока.
По мере того как она говорила меня тошнило и ком подкатывал к горлу.
— Пусть меня казнят….я не буду пить твои зелья. Я хочу умереть.
По щекам потекли слезы и засаднило в горле и в груди. Чтобы чувствовать боль не обязательно быть разодранной физически. Я хотела с ним по-другому, я хотела дарить ему себя, а вместо этого меня использовали и потрепали мне душу.
Ведьма куда-то вышла, а я закрыла глаза и отвернула голову в сторону. Не хочу ничего. Нет больше стремлений, испарились мечты и перехотелось домой. Такая грязная я не могу туда заявиться. Я свернулась клубком и поежилась от вечерней прохлады. Или это внутри меня настолько холодно, что даже вдохнуть больно?
Дверь внезапно открылась, и я не знаю как ощутила ЕГО присутствие оно вдруг впилось в мозг клещами, заставило подскочить и забиться в угол, лихорадочно осматриваясь в поисках оружие. Нет, не против него, а против себя. Чтоб не позволить даже приблизиться. Аднан закрыл собой весь проем и бросал на пол длинную черную тень. Посмотрел мне в глаза, потом осмотрелся по сторонам и снова мне в глаза.
Взгляд бедуина был непроницаем, зеленые радужки словно светились, но в них не блестел пожар ненависти и презрения. Он сделал шаг ко мне, и я вскочила с ложа, обхватив себя руками, чувствуя, как от страха подгибаются колени.
— Джабира сказала ты отказалась от лекарств и от еды. Сказала ты умереть решила.
— Верно сказала! — Попятилась еще дальше назад ближе к свечам. Если приблизится я подожгу на себе одежду и обгорю так чтоб стать уродливой, а если повезет может и сгорю насмерть. |