— Не стой истуканом. Мажься давай. Кадир безжалостный дьявол. Они женщин насилуют и выбрасывают, как скот, в пески. Мне рассказывали, что творит он и его солдаты — это жутко. Надо молить бога, чтоб он побрезговал нами.

Я принялась тереть лицо и сердце колотилось все сильнее и сильнее.

— Эй, шалавы, все хватит марафетиться пошли на улицу обратно в машину и чтоб тихо там сидели. А то бедуинские голодные мальчики отымеют вас во все дырки. Быстро-быстро нет времени.

Мы вышли на улицу и тут же замерли. Здание уже окружали мужчины верхом на лошадях. Топот копыт слышался словно со всех сторон, как и низкие голоса, перекрикивающиеся на арабском. Из было много очень-очень много. Эти взгляды из-под завязанных вокруг лиц платков внушали ужас. Так смотрят одержимые голодом и жаждой наживы убийцы-фанатики.

— Всем молчать. Не издавать ни звука. Смотреть себе под ноги и глаз не поднимать, головы опустили.

Женщины затаились, а я нервно терла и терла щеку золой, потому что увидела мужчин в черных жилетах поверх черных рубах и с черной куфией повязанной вокруг головы. За плечами оружие. Стало не по себе. Словно передо мной отряд неуправляемых дикарей, словно слово цивилизация не коснулась ни здешних мест, ни этих людей. Один из них держался впереди всех и чуть ли не наступал лошадью на русского главаря. Он казался выше и крупнее остальных не знаю почему, может от того что ближе всех к нам. Восседал верхом на черном лоснящемся от пота жеребце. Тот беспокойно фыркал и перебирал копытами так, что Паше приходилось делать несколько шагов назад, чтобы не попасть под ноги коню.

Лицо Предводителя было так же закрыто, как и у остальных, но я увидела его глаза. Страшные светло-зелёные, как у хищника они прожигали насквозь из-под очень широких черных бровей. От одного его вида мне почему-то захотелось закричать. Стало так страшно, словно я увидела самого дьявола. Он обвел глазами перегонщиков и женщин. Медленно, изучающе. Очень тяжелым давящим взглядом от которого начали дрожать колени и стиснуло грудь, как клещами.

— Смотри себе под ноги. Не рассматривай их, дура.

Голос той темноволосой заставил опустить взгляд и теперь смотреть на носки своих потертых и счесанных туфель. Господи, как долго они меня тащили и где? Я же обула новую обувь. Вспомнила как мы выбирали эти туфли вместе с мамой и сердце сильно дрогнуло. Всего лишь несколько дней назад я была дома. В своей квартире, спала в своей постели, завтракала с родителями на кухне…А кажется это было уже в другой жизни. Может я сплю и мне снится кошмар?

Предводитель отряда….видимо это и был он, заговорил с перегонщиками. Его голос оказался очень низким, зычным и гортанным. Из-за сильного волнения я плохо понимала, что он говорит…хотя он говорил на превосходном русском языке хоть и с сильным акцентом.

— Что забыл в моих землях, пес? Тебе разве не сказали, что это теперь моя территория?

Я видела, как дергается рука главаря и сжимаются, и разжимаются пальцы. Он не просто нервничал, а казалось сейчас наделает от страха в штаны.

— Шлюх везу. Всего лишь грязных и дешевых шалав для борделя Нагаси в Тель-Авиве. В этот раз товар дрянь. Смотреть не на что. Дай спокойно проехать, Кадир. В следующий раз в долгу не останусь.

— А ящики с взрывчаткой тоже везешь? Или в этот раз тебе и с этим обломилось?

— Какие ящики? Помилуй бог. Я никогда оружием не торговал я мирный человек. Я баб вожу. На заработки. Все честно.

Бедуин дернул коня и тот чуть не задел копытами ноги главаря. Я видела, как по лысому затылку перегонщика градом стекает пот и как он пятится назад.

— Ты бы имя Всевышнего своего не трепал. Где он, а где ты, человеческий мусор? Что в машине? — голос рокочет спокойно так, вкрадчиво.