|
Дюрсе и Епископ пристроили также около себя четырех детей и заставляли их сосать себя; никто не кончил, и после короткой сиесты все прошли в гостиную для рассказов, где, когда все устроились поудобнее, Дюкло продолжила нить своего повествования. "С кем-либо другим, кроме вас, господа, -- сказала эта любезная девица, -- я не отважилась бы затронуть тот сюжет повествования, который займет у нас всю эту неделю; но каким бы распутным он не был, ваши вкусы мне прекрасно известны; вместо того, чтобы бояться вам не понравиться, я, напротив, убеждена в том, что доставлю вам приятное. Вы услышите, предупреждаю вас за ранее, ужасные мерзости, но ваши уши созданы для подобного, вашим сердцам они нравятся, и они желают их; я непосредственно приступаю к рассказу. В доме госпожи Фурнье у нас был один старый клиент, которого называли, я не знаю, за что и почему, "кавалером", он имел обычай являться каждый вечер в дом для одной простой, но в то же время странной церемонии: расстегивал штаны и требовал, чтобы одна из нас, по очереди, испражнялась ему внутрь штанов; тотчас же застегивал их и очень быстро выходил, унося этот груз. В то время, как ему "это" поставляли, он напрягал себе член, но никто никогда не видел, чтобы он кончил; никто также не знал, куда он уходил со своей "поклажей", упрятанной в штаны". "О! Черт подери, -- сказал Кюрваль, который не мог ничего слышать без того, чтобы не сделать то же самое. -- Я хочу, чтобы мне насрали в штаны и чтобы я сидел так весь вечер". Приказан Луизон оказать ему эту услугу, старый распутник дал собранию действенное представление о вкусе, о котором собрание только что выслушало рассказ. "Ну, давай, продолжай, -- сказал он мадам Дюкло, усаживаясь на канапе, -- я вижу, что прекрасная Алина, моя очаровательная подруга этого вечера испытывает неудобства от этого дела; что касается меня самого, то я чувствую себя прекрасно". Дюкло продолжила следующими словами: "Предупрежденная обо все том, что должно было происходить у распутника, к которому меня послали, я делалась мальчиком; а поскольку мне было всего двадцать лет и у меня были красивые волосы и хорошенькая фигура, эта одежда была мне очень к лицу Я предусмотрительно, перед тем, как выходить, сделала в штаны то, что господин председатель только что приказал сделать в свои. Мой мужчина ждал меня в постели: я подхожу, он два-три раза сладострастно целует меня в губы, говоря мне, что я самый красивый мальчик, которого ему доводилось до сих пор видеть; продолжая хватать меня, ом пытается расстегнуть мне штаны. Я делаю вид, что защищаюсь, с единственным намерением посильнее разжечь его желание; он торопит меня, ему это удастся; но как мне описать вам тот восторг, который охватывает его, как только он замечает "поклажу", которую я несу, и тот пестрый рисунок, который все это вывело на моих ягодицах. "Как, маленький негодник, -- говорит он мне, -- вы наделали себе в штанишки!... Разве можно допускать такое свинство?" - И спустя мгновение, держа меня по-прежнему повернутой к себе спиной со спущенными штанами, он возбуждает рукой себе член, делает толчки, приклеивается к моей спине и выбрасывает струю спермы на эту "поклажу", засовывая язык мне в рот". "Как? -- сказал Герцог, -- он ничего не касался, не теребил руками ничего из того, что вы знаете?" -- "Нет, сударь, -- отвечала госпожа Дюкло, -- я не скрываю от вас никаких подробностей. Но немного терпения, мы постепенно придем к тому, что ни имеете в виду". "Пойдем посмотрим на одного забавного типа, -- сказала мне одна из моих товарок, -- этому человеку не нужна девушка, он забавляется в одиночку". |
