Засасывали романсов тиной.

         Пением завораживали.

         Завлекали картиной.

         Пустые головы

         книжками

         для веса

         нагрузив,

         пошел за профессором профессор.

         Их

         молодая встретила орава,

         и дулам браунингов в провал

         рухнуло римское право

         и какие-то еще права.

         Простонародью очки втирая,

         адом пугая,

         прельщая раем,

         и лысые, как колено,

         и мохнатые, как звери,

         с евангелиями вер,

         с заговорами суеверий,

         рясами вздыбив пыль,

         армией двинулись черно-белые попы.

         Под градом декретов

         от красной лавины

         рассыпались

         попы,

         муллы,

         раввины.

         А ну, чудотворцы,

         со смертных одр

         встаньте-ка!

         На месте кровавого спора

         опора веры валяется —

         Пётр

         с проломанной головой собственного собора.

         Тогда

         поэты взлетели на небо,

         чтоб сверху стрелять, как с аэроплана бы.

         Их

         на приманку академического пайка

         заманивали,

         ждали, не спустятся пока.

         Поэты бросались, камнем пав, —

         в работу их,

         перья рифм ощипав!

         В «Полное собрание сочинений»,

         как в норки,

         классики забились.

         Но жалости нет!

         Напрасно

         их

         наседкой

         Горький

         прикрыл,

         распустив изношенный авторитет.