«Старый, опытный волчара», – с некоторым уважением подумал я, но тут взгляд съехал на стол, и я почувствовал, как рот наполняет слюна. Сглотнул громко и непроизвольно, что не ускользнуло от старика.

В миске с холодной водой плавало желтое коровье масло, рядом стояли глубокие тарелки со сметаной и медом. В окружении этого изобилия паром исходили гречишные оладьи, которые так и просили: обмакни в сметану или золотистый мед, а затем кидай в рот! Еще на двух расписных тарелках лежали сваренные вкрутую яйца и горка пшеничных калачей. Рядом с ними стояла сахарница, доверху наполненная колотым рафинадом, а посередине стола – пузатый самовар. Его, словно корона, венчал китайский заварной чайник, разрисованный золотисто-красными драконами.

«Непростые люди, причем явно не лошадиные барышники. Банда?» – мелькнуло в голове, после чего я вежливо поздоровался со всеми, перекрестился на иконостас в углу и стал ждать, что мне скажут.

– Меня кличут Терентием Степановичем, – заговорил дед. – Я содержатель этого постоялого двора. Не по чину мне тебе представляться, но к Антипу Тимофеевичу отношусь с уважением, а значит, просьбу его постараюсь уважить. Чем могу помочь?

Сделав простое лицо, я чуть пожал плечами, потом сказал:

– Ну, если только мою лошадку как можно дороже продадите.

Дед залился мелким смехом, а остальные поддержали его, кто смешком, кто ухмылкой.

– Михаил нам сказал, что ты был старовером, да не сошелся с нынешней властью. Получил срок, а потом дернул с кичмана. Все так, обратник?

Перед тем как ответить, посмотрел на Дорохова, но тот отвел глаза в сторону.

– Да, я беглый или обратник, по-вашему, но это мое личное, а потому говорить об этом не желаю.

– Не желаешь, – повторил за мной Терентий Степанович. – Твое право, паря, вот только, не зная ничего о человеке, как ему можно помочь? Или тебе помощь не нужна?

– От помощи не откажусь, если та идет от доброго сердца, а ведь хорошего человека отказом обидеть недолго.

– Ишь как слова закрутил, – старик усмехнулся и покачал головой. – Молодец. Так сколько годков тебе, Егор, стукнуло?

– Девятнадцать.

– Грамоту ведаешь?

– И грамоту, и счет.

– Это хорошо. Мы тут торговое дело задумали, бумаги в городе выправляем, на что красная власть нам добро дала. Помещение нашли, да и в лавку хозяин тож имеется. Прохор Коромыслов. Хвалился, что все о торговле знает. Вот только подозреваю, что, зная все эти дела, воровать он будет не по чину, а значит, пригляд за ним нужен.

– Пригляд? Это про меня? – совершенно искренне удивился я. – Отколь мне такое доверие? Вы меня впервые увидели.

– Так по-разному смотреть можно. На мой взгляд, ты человечек очень даже непростой. Да не зыркай ты на Мишку глазами! Отец велел передать, он сделал. Мы помогаем тебе, ты нам, не сойдемся – иди на все четыре стороны. Держать не будем.

«Точно банда! Кровь на мне, да в тюрьме сидел. Для них лучше характеристики не сыщешь».

– Так я торгового ремесла не знаю.

– Для этого у нас Прохор есть, а ты при нем кладовщиком будешь. Товар по чести возьмешь и так же выдашь.

– Ну, ежели, если только так, – я хмыкнул как бы в сомнении. – Тогда от души стараться буду, Терентий Степанович. Не сомневайтесь.

– Значит, сговорились. В лавке главным будет Прохор, он же деньгам счет вести будет. За прилавком – Ленька. Твой однолеток, только шустер больно, – тут дед Терентий как-то странно хмыкнул.