Первый шар. Второй.

Опираясь на локти, осторожно, чтобы не порезаться о собственный меч, привстал, но был пригвожден к земле новым окриком:

— Лежать!

Ишь, разорался. Надо мной пронеслось еще три файрбола, а когда я осмелился-таки приподнять голову, то увидел, как полуженщина-полулягушка, объятая пламенем, подпрыгивает, катается по земле, пытаясь сбить огонь, а неподалеку гарцует мой конь, раздираемый между желанием врезать этой твари копытами и страхом перед красными языками.

Но огонь, охватывавший страшилище, вдруг угас, и она начала подниматься. Вскочив на ноги, я ухватил рукоять обеими руками и рубанул по тому месту, где голова чудовища соединяется с туловищем.

Удар. Второй. Бил я от всей души, но пришлось нанести четыре удара, прежде чем уродливая башка отделилась от туловища.

Но даже после этого чудовище оставалось живым — руки и лапы дергались, а голова, откатившаяся в сторону, гнусно квакала и сверкала красными зрачками. Но все-таки, с адским созданием покончено.

От усталости я упал на голую землю.

К месту боя подтягивался народ. Рыцари осматривали на меня виновато и, как мне показалось, восхищенно, а один из возчиков, осмелел настолько, что решил потрогать ногой голову чудовища.

Лучше бы он этого не делал! Зубы клацнули и сомкнулись, сжимая ступню мужика, словно капкан. Парень закричал от боли, но один из рыцарей вбил острие меча в пасть и с помощью товарища сумел разжать челюсти.

Несчастный возчик сидел на земле и рыдал, пока с него снимали сапог. Похоже, пара косточек оказались сломаны. Что ж, впредь дураку урок. Не стоит совать ноги конечности куда попало.

— Сожгите ее, — приказал маг.

Габриэль проследил, чтобы все куски твари оказались собраны вместе и обложены изрядной кучей хвороста, а потом кинул туда огненный шар.

Я сидел и тупо смотрел, как куски чудовища охватывает огонь. И у меня опять не было сил, чтобы встать. Но тут в мой бок что-то ткнулось.

— Го-го, — виновато произнес Гневко, тыча в меня свои мягкие губы.

— И что ты мог сделать? — спросил я гнедого, обнимая его за морду.

Конь тряхнул гривой, стукнул копытом.

— Да ладно тебе, — хмыкнул я, успокаивая жеребца. — Плюнь и не вспоминай. Если бы полез лягву бить, меня бы зацепил.

Гневко снова стукнул копытом, еще раз тряхнул гривой.

— И-гго! — недовольно произнес он и сделал попытку ухватить меня зубами за плечо.

Вот ведь, нянька непарнокопытная. Но придется слушаться. Конь знает, что говорит.

— Да понял я, понял, уже встаю, — прокряхтел я, поднимаясь с промерзшей земли. Да, жеребец-то прав. Это я сейчас разгорячился, а так, недолго и простуду схватить.

— Господин граф, оденьте, — услышал я.

Нет, это не Гневко. Это Генрик догадался притащить плащ, оставленный в телеге. Ишь, заботливый. Я даже не стал делать парню замечание за неправильно сказанное слово. В сущности, не такая большая разница, надеть или одеть. Я и сам иногда путаю.

Гнедой, убедившись, что я одет, фыркнул, сделал недовольную морду, повернулся и ушел.

А я не сразу сообразил, отчего жеребец ушел и почему народ стоит с таким несчастным видом. Потом дошло — и в прямом, и в переносном смыслах. Вонь, исходившая от костра, на котором горели останки болотной твари была такой сильной, что пришлось отвернуться, да еще и упрятать нос в плащ.

Выхватив из ближайшего воза клок сена, я принялся с остервенением протирать меч, убрать с него зеленовато-белую жидкость, напоминавшую гной.

— Граф, поосторожнее с этой дрянью, — с беспокойством сказал барон, оказавшийся рядом. — Лучше бы ты клинок огнем прижег, так надежнее.

И впрямь, лучше эту гадость прижечь, словно язву.