Я заметила, что он ведет меня по краю тротуара вдоль самых домов. Я хотела бы сказать, что он бережно поддерживал меня под руку, но это было не так — он крепко прижимал к себе мой локоть, а несколько раз, когда ему казалось, что какая-то машина приближается к нам с недобрыми намерениями, он резким толчком бесцеремонно прижимал меня к стене, не считаясь с моими возмущенными воплями.

Так мы дошли до Генкиного двора и подошли к мальчишкам, которые перебрасывались мячом во дворе. Нет, они не видели никакой белой иномарки. Единственный приличный автомобиль, который к ним заезжает, это черный «шевроле», на котором приезжает любовник Тамарки из седьмой квартиры.

Господи, сколько дворов, проулков и тупиков мы обошли в тот день, в каких только грязных подворотнях не побывали! С мальчишками, мамашами, прогуливавшими детишек, и бабками у подъездов обычно заговаривала я, а с автомобилистами, возившимися у своих машин, беседовал Марк. Мы заходили в гаражи, спускались в какие-то подвалы, но ни одной подозрительной белой иномарки так и не нашли. Мы обнаружили только потрепанную «тойоту-кароллу», но у нее была разбита правая фара — это явно было не то. У одного из подъездов стоял серебристый «мерседес», в нем сидели накачанные мальчики, но я точно помнила, что та машина не блестела. Наоборот, бока у нее были тусклые — вчера было очень мокро и грязно, но разницу между металликом и белым цветом я все-таки знаю. В старых домах бывшего богатейшего купеческого Замоскворечья теперь жили люди в основном бедные, они ездили чаще всего на «Москвичах» и старых «Жигулях», кое-где попадались и «Запорожцы», теперь тоже иномарки, но совсем не то, что мы искали. Ясно было, что владельца чуть не прикончившей меня машины надо было искать не здесь. Чужого же белого и роскошного автомобиля никто не видел. Впрочем, это было и неудивительно — погода накануне была просто мерзкая, и только крайняя необходимость могла выгнать людей на улицу.

В общем, детектив из меня вышел аховый. Мы так ничего и не нашли. Впрочем, судя по всему, Марк другого и не ожидал. У меня было такое чувство, что он забавляется игрой в сыщиков. Каждый раз, когда мы спускались в очередную дворницкую и разговаривали с небритыми, полупьяными мужиками, я ловила на себе его заинтересованный взгляд. В нем было что-то такое, что начинало меня смущать. Что это было? Восхищение? Желание?

Особенно забавный эпизод произошел с нами, когда нас послали к сторожу автостоянки в дом номер тринадцать по какому-то тупику, о котором я, уроженка этих улиц, ничего не слыхала. В типичном замоскворецком дворике было несколько строений — то ли сараев, то ли чудом уцелевших пристроек от разрушенных зданий, и все они числились под номером тринадцать. Какая-то чертовщина!

Когда мы наконец выбрались на улицу, где мужики в спецовках, по виду водопроводчики, резались в бильярд на роскошном, затянутом чистейшим зеленым сукном столе, уже смеркалось. Я вздохнула полной грудью после спертого, пропитанного табачным дымом воздуха в странной бильярдной. Марк смотрел на меня в упор, в глазах его мерцали подозрительные искорки:

— Тебе не кажется, Аньес, все это нереальным? Какая-то черная магия. Ты в этой накидке, этакая дама, среди небритой шушеры… Три дома номер тринадцать! Тут не обошлось без Воланда. А ты, как Маргарита, разыскивающая своего Мастера… Только современных Маргарит интересуют не возлюбленные, а иномарки, — добавил он с язвительной улыбочкой.

А я уже было растаяла, представила себя современной Маргаритой… Нет, с Марком невозможно расслабиться!

Не сговариваясь, мы повернули и пошли обратно к его машине. Говорить почему-то не хотелось, зато я очень хорошо ощущала жар его руки — он, казалось, прожигал мне рукав.