Несмотря на то, что здесь было почти также темно, как и в коридоре, мне бросилась в глаза разобранная постель со смятыми простынями и журнальный столик возле нее; на залитой чем-то, очевидно вином, скатерти стояли бутылка шампанского и бокалы. Виолетта сидела в кресле ко мне лицом; увидев меня, она вскочила и с радостным возгласом подбежала ко мне.
— Ах, Агнесса, какой сюрприз! Какими судьбами? — Голос звучал жизнерадостно, хоть и немного фальшиво, но на лице ее, обращенном ко мне, было выражение одновременно и тревоги, чуть ли не страха, и облегчения. Глаза ее горели, казалось, предупреждая меня о чем-то, но я не нуждалась в дополнительных предупреждениях.
— Представляешь, я возвращалась с прогулки, — затараторила я, — я сейчас живу здесь с мужем — и увидала свет в твоем окне. Я тотчас решила тебя проведать, но, кажется, я не вовремя? — С вопросительным видом я повернулась к постели, на которой сидел мужчина.
Он не спеша приподнялся и встал. Когда он подошел ко мне поближе, я смогла его рассмотреть — худой блондин среднего роста с невыразительным, но смазливым личиком. Мне показалось, что кончик его чересчур тонкого носа немного шевелится, что придавало его физиономии некоторую схожесть с лисьей мордочкой. Жиголо, определила я. Несмотря на то, что он поднялся с постели, недвусмысленно свидетельствовавшей о том, чем тут занимались, он был полностью одет, хотя и небрежно застегнут: в номере было холодно. Виолетта тоже была одета. Слава Богу, мне не надо было думать о том, чтобы привести ее в приличный вид, прежде чем спасать.
Виолетта повернулась к тому, кого я окрестила для себя жиголо, и с деланной улыбкой сказала:
— Познакомься, Артем, это моя лучшая подруга Агнесса. Агнесса, ты сказала мужу, что ты пошла ко мне?
Подхватив ключ, я тут же ответила:
— Конечно. Если я не вернусь через десять минут, боюсь, что он придет сюда меня искать, — и, пожимая вялую ладонь блондинчика, добавила специально для него: — Очень приятно.
Вблизи его лицо показалось мне старше, оно было изборождено преждевременными морщинами — следами порока, как написала бы моралистка. Я не моралистка, но он произвел бы на меня самое неприятное впечатление, даже если бы я его встретила не при этих инкриминирующих обстоятельствах, а просто у знакомых. Мне показалось, что у него физиономия наркомана.
Он спросил:
— А на каком этаже вы живете?
Он чуть не застал меня врасплох, но я вовремя вспомнила, что больше всего освещенных окон было на пятом этаже, и не задумываясь ответила:
— На пятом.
Туг Виолетта заговорила скороговоркой:
— Как прекрасно, Агнесса, что вы с Юрой тут оказались! Давайте устроим сабантуй вчетвером, — и, выразительно посмотрев на Артема, добавила: — Артем, не будь букой, пойди купи у горничной еще бутылку. И еще какие-нибудь шоколадки, пожалуйста.
Артем с сомнением переводил взгляд с меня на Виолетту и обратно: наморщив лоб, так что брови почти сошлись с линией волос — очевидно, подобным образом проявлялась работа его мысли — он нехотя застегнул верхние пуговицы плотной клетчатой рубашки и вышел за порог, закрыв за собой дверь.
Я посмотрела на Виолетту — теперь, когда ей не надо было играть, было видно, что она в панике. Как ни странно, она показалась мне совершенно трезвой, и как бы ей ни было страшно, одно уже было хорошо: она не впадала в истерику.
— Скорее, Агнесса! Он пошел за подмогой и сейчас вернется. У него тут сообщник. Он понял, что ты врешь, — весь пятый этаж сняла какая-то спортивная команда, там одни мужики.
С этими словами она бросилась к двери, но дверь была заперта.
Виолетта побелела еще больше, если это было возможно, и я заметила, что руки у нее дрожат. |