|
По правде говоря, она больше напоминала вход в склеп. В дверном проеме роились насекомые – зеленые и золотистые. Гэри предположил, что насекомые голографические, но не удивился бы, если бы оказалось, что они самые настоящие.
– Твое будущее меня интересует очень мало, «Ворон», – легкомысленно проговорил Император. – Представь себе, мне обо всем сообщают. Я не стану отменять суд и не подумаю отговаривать Чена.
– Я говорю о вашем ближайшем будущем, сир, – уточнил Гэри.
«Как я надеюсь на то, что послание Дэниела не было сном, моей выдумкой! Если я ошибся, то все может обернуться очень плохо».
Император обернулся. Трагизм последней фразы его явно позабавил.
– Ты ведь то и дело твердишь, что Империя обречена. На мой взгляд, это попахивает государственной изменой. Здесь я согласен с Ченом.
– Я говорю о том, что через пятьсот лет Трентор будет лежать в руинах. Но я никогда не предсказывал вашего будущего, сир.
Развлекательный зал был наполнен громадными скульптурными изображениями существ‑великанов со всей Галактики. Все это были страшные хищники, запечатленные в момент нападения на жертву. Гэри рассматривал скульптуры равнодушно. Искусство его никогда особенно не интересовало, и уж во всяком случае – не в виде наиболее популярных жанров, разве что тогда, когда он уделял внимание развлекательным сферам экономики как показателям здоровья общества.
– Мне гадали по руке, – с улыбкой сообщил Клайус. – Гадали многие хорошенькие женщины. Все они говорили, что у меня необыкновенно красивые руки, и заверяли меня в том, что мое будущее безоблачно. Покушения мне не грозят, «Ворон».
– На вас никто не покусится, сир.
– Что же тогда? Меня свергнут? Сошлют на Смирну? Ведь именно туда отправили в ссылку моего героического четырежды прапрадеда. Смирна… Там немыслимо жарко и сухо, там не выйдешь из дома без скафандра, в комнатах удушливо пахнет серой, там можно ходить только по тесным туннелям, прорубленным в скалах, ползать по ним, подобно змеям… Знаешь, его воспоминания очень увлекательны, «Ворон».
– Нет, сир. Над вами будут смеяться, пока вы не потеряете всякий вес, а потом о вашем существовании попросту забудут, и Линь Чен даже перестанет на вас ссылаться. Очень скоро он объявит о начале эры демократии, а вы останетесь всего‑навсего символом. Ваша власть будет ограничена до предела, и в конце концов вы даже не сможете появляться на людях.
Император остановился между двумя статуями гаретских львов – самых крупных хищников на планетах с умеренной гравитацией. Львы были изображены в натуральную величину. Их рост в холке равнялся почти двадцати метрам. Облокотившись о выгнутую лапу одного льва, Клайус прищурился и спросил:
– Это ты из своей психоистории узнал?
– Нет, сир. Все дело в моем опыте и логической дедукции. Психоистория тут ни к чему. Вы когда‑нибудь слыхали о Джорануме?
Император пожал плечами.
– Это кто – человек, зверь или место?
– Это человек, который возмечтал стать Императором и который изменил свое происхождение, скрыл его, поверив древней легенде о роботах.
– Роботы! А я в них верю! Гэри смутился.
– Я говорю не о тиктаках, сир, а об умнейших машинах, изготовленных в виде людей.
– Конечно! Я верю, что они когда‑то существовали, но мы затем отказались от них. Выбросили, как надоевшие игрушки. Эксперимент с тиктаками – это был чистейшей воды анахронизм. Нам не нужны механические рабочие, и уж тем более – механический разум.
Гэри медленно моргнул. Похоже, он недооценил этого мальчишку.
– Джоранум верил («Это Рейч заставил его поверить!» – напомнил себе Гэри), что в Императорский Дворец проник робот. |