— Боишься, на царский золотой горшок позарюсь? — архимаг так задумался, что даже забыл усмехнуться.

— Хочу на кольцо то посмотреть сам. А пуще всего хочу по пути узнать, пока жив, почему ты до сих пор прячешься от мира. Сколько столетий-то прошло, не надоело? Кто не знает тебя, заподозрит трусость, но ты не трус, Алиан, — маленький император пальцами причесал седины, поправил ворот рубахи и начал тяжело подниматься. — Ну, идем, что ли…

Архимаг, сгребя медальон в кулак, вскочил первым, отодвинул тяжелое кресло и, выудив стоявшие под столом мягкие войлочные тапочки, дождался, когда монарх вденет в них узловатые, тронутые артрозом ступни, и повел еле ковыляющего старика к выходу, придерживая за локоть. Император на миг задержался у двери.

— С дочкой-то познакомишь, окажешь честь?

— Сочту за честь, государь.

— Чести много не бывает, владыка.

ГЛАВА 15

Катись, катись, колечко…

Я даже не заметила, когда перестала следить за полетами Ирека и дракона Смерти, едва заметной тенью скользившего рядом с демоном, — задумалась, глядя на играющее закатными красками небо.

Огромный дом давил пустотой: ни звука не доносилось ни из глубины комнат, ни из сада. Такой тишины я даже в ямах лунных испытаний не слышала. Если верить отцу — а оснований не верить у меня пока нет, — теперь это моя собственность. Впервые в жизни. Зачем он мне? Моим домом был и будет главный храм Лойт.

У меня с рождения не было ничего своего. Крышу над головой давала школа. Девочек-послушниц полностью обеспечивали: у каждой, вне зависимости от происхождения, одинаковая смена белья, обуви и сезонной одежды. Для обучения — книги, сферы и тетради. Еда трижды в день, из лакомств — фрукты из наших же садов и мед. Что еще нужно?

Все девочки-сельо от трех лет проходили через узкие врата храмов, чтобы остаться там до семи лет, а то и дольше. Самые способные после первого посвящения становились послушницами, а после обучения — младшими жрицами богини.

Тогда нам открывался мир: выполняя задания Лойт, передаваемые через старших жриц, мы могли оказаться в любом дворце или лачуге, и обитатели Серых холмов обязаны были принять нас.

В этих же путешествиях девушки находили свою судьбу. А те, кто не сумел найти избранного или не хотел связывать судьбу с мужчиной, служили дальше в храмах. Как я, решившая никогда не влюбляться.

Слишком страшной оказалась судьба моей матери, чтобы я захотела любви для себя. Нет, конечно, как любая девчонка, я мечтала о единственном, которому стала бы идеальной парой, и хорошо бы он был не из блеклых мальчиков-сельо. Лунными ночами я томилась и мечтала о преображении тела, о наслаждении и счастье, о детях, которых никогда не отдала бы в школу жриц, а воспитывала бы сама. Но я всегда была умной девочкой и понимала, что любовь — это иное слово для Смерти. Та я, к которой привыкла, перестану существовать. Разве это не страшно?

Я, жрица богини любви, боялась любви.

Так, наверное, боится Лойт завершения жуткого ритуала, после которого она не умрет, но преобразится из богини любви в нечто противоположное. В бога войны, например.

Да и богиня не даст мне влюбиться без памяти. Именно она бережет мое сердце, вырывая малейшие росточки. Это я уже знаю так же точно, словно взглянула на бессмертную «оком сердца».

Но ведь можно хотеть любви для мира, и это служение казалось мне гораздо сложнее, почетнее и возвышеннее, чем служение богине через семью и детей.

Потому я, уже знающая свою судьбу лет на сто вперед, с усмешкой отнеслась к подарку отца. Но он же не знал, что у будущей Верховной жрицы не может быть собственности. Даже мое тело перестанет быть моим — его заберет Лойт во время Лунной мистерии, изменит для себя и впоследствии будет смотреть на мир через мое сердце.