Это прозвучало так
высокопарно и странно для моего слуха, что я громко рассмеялся. Мадам
Людмила на мой взрыв веселья никак не отреагировала. Эдди еще раз
поцеловал руку мадам Людмиле и вышел.
- Ховоришь английски, мой мальчик? - закричала мадам, словно
подозревала во мне глухого. - Ты похож на ехиптянина, или нет, на турка.
Я заверил мадам Людмилу, что я ни то, ни другое и что я говорю
по-английски. Тогда она спросила, нравятся ли мне фигуры перед зеркалом.
Я не знал, что сказать, и лишь кивнул головой.
- Я даю тебе хорошее шоу, - пообещала она. - Фигуры перед зеркалом
- это только начало. Когда ты станешь горячий и готовый, скажи мне
остановиться.
Из маленькой прихожей мы прошли в темную комнату. Окна были плотно
завешены. На стенах было несколько светильников с тусклыми лампочками.
Лампочки имели форму трубок и торчали из стен под прямым углом. В
комнате было много разных предметов: какие-то ящики от комода, старинные
столики и стулья, письменный стол у стены, заваленный бумагой,
карандашами, линейками и по меньшей мере дюжиной разных ножниц. Мадам
Людмила заставила меня сесть на старый мягкий стул.
- Кровать в другой комнате, дорогой, - сказала она, указывая
куда-то в другой конец комнаты. - А здесь моя антизала. Здесь я даю шоу,
чтобы ты стал горячий и готовый.
Она сбросила с себя красный халат, стряхнула с ног тапочки и
распахнула створки двух высоких трюмо, стоявших рядом у стены.
Образовалась большая зеркальная поверхность.
- А теперь музыка, мой мальчик, - сказала мадам Людмила и завела
допотопную виктролу, которая, однако, сияла как новенькая. Заиграла
пластинка. Мелодия была какая-то разухабистая, напоминавшая цирковой
марш.
- А теперь шоу, - и она начала кружиться под аккомпанемент цирковой
музыки. Кожа у мадам Людмилы была очень плотная и чрезвычайно белая,
хотя она была уже немолода. Должно быть, ей было под пятьдесят. Ее живот
уже чуть обвис, как и объемистые груди. У нее был небольшой нос и ярко
накрашенные красные губы. Она употребляла густую черную тушь для ресниц.
В общем, это был хрестоматийный образец стареющей проститутки. Но было в
ней и что-то детское, по-девичьи непосредственное, трогательное.
- А теперь - фигуры перед зеркалом, - объявила мадам Людмила.
Музыка продолжала греметь.
- Нога, нога, нога, - говорила она, выбрасывая ноги вперед и вверх
- сначала одну, потом другую, в такт музыке. Правую руку она положила на
макушку, словно маленькая девочка, которая не уверена, что сможет
выполнить сложное движение.
- Поворот, поворот, поворот, - пропела она, вращаясь как волчок.
- Зад, зад, зад, - сказала она, показывая мне свою голую заднюю
часть, как это делают в канкане. |