Если с социальным статусом у лидера «Аквариума» появилась некоторая стабильность, то с личной жизнью всё оказалось сложнее. Здесь крайне остро стоял жилищный вопрос: вначале молодожёны жили у Гаккеля, затем – в квартире на улице Марата, куда в конце семидесятых переехала семья Гребенщикова. Но места всем не хватало, и вскоре супруги переселились к родителям Наташи. Там они продержались несколько месяцев, но после серии баталий с тёщей Боб ушёл в «свободное плавание».

Оставшись без жилья, основатель «Аквариума» снял комнату в деревянной избушке, где обитал его приятель филолог и блестящий переводчик Андрей Фалалеев. Этот теремок до сих пор стоит в центре Каменного острова, в молчаливом окружении бывших партийных дач.

«Дед Фалалеева Виктор Николаевич Плансон был адвокатом, который оказал когда то неоценимую услугу Ленину, – рассказывал Гаккель. – И вождь мирового пролетариата подписал мандат, согласно которому дом на Каменном острове навечно оставался за этой семьёй… Он отапливался дровами, и в комнате, которую снимал Борис, всегда было холодно. Гребенщиков занимался растопкой неохотно, поэтому, пока не потеплело, мы там редко бывали. Но к весне все постепенно перекочевали туда, и жизнь активизировалась».

Со временем это гостеприимное жилище превратилось в «кипящий аквариум, где вся рыба круглосуточно хохотала». Каждый вечер Боб встречал Майка, Фана, Севу и Марата традиционной фразой: «Ну что, может, чаю выпьем?», после чего начиналось бурное общение, сопровождавшееся хаотическими репетициями, курением и последующим выходом в астрал. Иногда музыканты играли в «военный фрисби» с лучезарными американскими девушками, которые учились на журфаке ЛГУ и снабжали «Аквариум» свежими записями.

«Боря тогда подарил мне диск Bat Out of Hell, – писал мне Армен Айрапетян. – Я часто оставался на Каменном острове ночевать, надевал наушники и по многу раз слушал Meat Loaf. В итоге я довёл альбом до такого скотского состояния, что выбор был крайне прост – или подарить пластинку мне, или просто её выкинуть».

«Борис был солнечным, – вспоминала студентка Наоми Маркус. – Он играл на гитаре и был похож на Дэвида Боуи. Сева был торжественен и внешне напоминал Христа. Дюша казался больше джентльменом, чем солдатом. Он играл на флейте в “Аквариуме” и в военном оркестре, где проходил службу. Фан играл на басу, а Женя Губерман садился за ударные. В 1979 году им всем исполнилось по 25 лет, они были преданы друг другу, “битлам”, без идеологии, денег и претензий».

Любопытно, что однажды Наоми удалось организовать концерт Бориса в аудитории, где выступали Евгений Клячкин и Юрий Кукин. После мероприятия Гребенщиков обстоятельно отвечал на вопросы корреспондентов «Ленинградского университета». Возможно, это было его первое официальное интервью.

«Песни, которые я исполнил, входят в цикл интерпретаций песен американского певца Боба Дилана, – комментировал своё выступление Борис. – Поэтому я аккомпанировал себе на губной гармошке и гитаре. А вообще музыка, которую исполняет “Аквариум”, – это музыка разных стран мира, к которой я пишу стихи. Мы поём на русском, английском, староанглийском языках, интерпретируем уэльскую, тибетскую, индийскую и русскую народную музыку. Надеюсь, что в скором времени нам представится возможность – выступить перед студентами ЛГУ».

Внимательно изучая интервью в New Musical Express и Melody Maker, лидер «Аквариума» выстроил чёткую схему позиционирования.