Никогда.

С каждым часом, проведённым в зазеркалье, тревога за жизнь Александрин только крепла, а вместе с ней возрастала и злость на самого себя. За то, что позволил Серен отравить ему сердце и разум и так непростительно долго собой манипулировать.

Постепенно силы, утраченные во время ритуала, возвращались к Стражу. Но их было недостаточно, чтобы выбраться из магической клетки, в которой его заперли, точно зверя.

Порой, когда ярость ослепляла разум, Моран с неистовством бросался на зачарованную зеркальную гладь, хоть и понимал, что разбивая в кровь кулаки, ничего не добьётся. Не разорвёт искусное плетение чар, созданное треклятой Берзэ, и не защитит Александрин. Только ослабнет физически.

Но на это магу было плевать.

За минувшие дни маркиз перепробовал десятки заклинаний. Доводя себя до изнеможения, пытался найти хоть какую-то лазейку, но тщетно. Единственный раз, когда неведомая сила вынесла его за пределы клетки, чтобы показать Александрин, такую же измождённую, находящуюся на грани отчаянья, он даже не успел предупредить её об опасности.

Моран был уверен, Ксандра пыталась его разыскать, но чары, наложенные на него, оказались слишком сильны. Маг знал, девушка будет продолжать поиски, вот только предпочёл бы, чтобы Александрин бежала из Вальхейма без оглядки. Позабыла о нём и спасала свою жизнь.

Услышав дробь каблуков, разогнавшую тишину подземелья, Страж поднялся на ноги, до боли в глазах всматриваясь в плескавшуюся вокруг тьму. Зажмурился, когда на стенах полыхнули факелы, осветив мрачное, пропитанное затхлостью помещение.

Серен сопровождала её верная прислужница, ведьма Берзэ.

— Пришла проведать милого, — кокетливо накручивая на палец пшеничный локон, приблизилась к зеркалу герцогиня. — Посмотреть, успокоился ли. — Заметив, как тяжело вздымается грудь мага и бешенством пылают чёрные глаза, сделала выводы: — Видимо, нет. Долго ещё будешь свирепствовать?

— Лучше убей меня сейчас. Иначе потом я своими руками сверну тебе шею, — прорычал маг.

— Задира, — и не думая пугаться, весело отозвалась красавица. Помолчав немного, таким же жизнерадостным голосом добавила: — А у меня для тебя замечательная новость. Вернее, она замечательная для меня. А вот для вас, сударь, наверное, не очень. — Выдержав паузу, чтобы ещё больше разозлить колдуна, с хитрой улыбкой продолжила: — Супружеские узы — такие прочные. Практически нерушимые. Ими можно связать двух людей. А можно с их помощью пленить разум одного из супругов. Как я поступила с тобой, — касаясь лица Стража сквозь хрупкую на вид грань зеркала, прошептала чародейка. Серен упивалась своим превосходством, наслаждалась тем, какое действие её слова оказывали на мага. — Мне тут пришла в голову одна замечательная идея: не изобретать ничего нового, а довериться проверенному способу. Есть Ксандра, присвоившая себе кое-что моё, — принялась перечислять, загибая унизанные перстнями пальцы, герцогиня. — И есть ты, связанный с нею священным брачным ритуалом. Вот я и подумала, а почему бы не повлиять на мадмуазель ле Фиенн, — у Серен язык не поворачивался назвать кузину маркизой, — через тебя, любимый.

Всего-то и нужна любая зачарованная вещица (тебя, например, послушным делал огненный цветок, Александрин — монетка) и твоя кровь для заклятия.

И тогда пойдёт она за мной, как жертвенная овечка. Добровольно расстанется и с силой, и со всем, о чём её попросят. Например, с жизнью. — Её светлость мечтательно зажмурилась. — Как думаешь, если я прикажу ей подняться на самую высокую башню Анфальма и свалиться оттуда прямо к ногам шокированных придворных — не будет ли это слишком банально? Может, стоит придумать что-нибудь более эпатажное? — наслаждалась своей местью ревнивица.