Налюбовавшись, он сунул номера под мышку и покинул кабинет. У порога обернулся, поглядел в стеклянные глаза медведя, подмигнул ему и промолвил:

– Барсука буду кушать. Завидуешь, лохматый?

За столом их было четверо: Гут, доставивший Бабаева в это злачное местечко, дрянная девчонка Шарлотта, посредник Яша и сам Али Саргонович. Яша – точнее Яков Ширишвили по прозвищу Сникерс – оказался тбилисским евреем, что было Бабаеву приятно: во-первых, без пяти минут земляк, а во-вторых, почти сородич его избирателей. Кушал Яша деликатно, но быстро, и не отставал от Шарлотты, глотавшей овощное и мясное в темпе голодного аллигатора. Пил гоблин в меру; от пульке и текилы отказался, а спросил коньяк «Брежневский» с пятью героическими звездочками. Это пробудило в душе Бабаева ностальгию; тбилисец Яша и портрет генсека на бутылке вернули его к дням счастливой юности. Он даже чокнулся со Сникерсом, назвав его не ашной, а уртаком и кунаком.

Когда тарелки опустели, Яша вытащил лаптоп, раскрыл его и улыбнулся Бабаеву.

– Какие у нас прроблемы? Нет вопрросов, уважаемый, которрых мы не сумели бы ррешить.

По-русски он говорил чисто, и лишь раскатистое «р» напоминало о Тбилиси.

– А что ты можешь, кунак? – спросил Бабаев.

– Все могу. Даже веррнуть невинность вашей даме.

– Ну, удивил!.. – буркнула Шарлотта и пояснила Бабаеву: Это он про рефлорацию. Мелкое чудо современной медицины.

– Без этого обойдемся, – сухо сказал Али Саргонович и принялся расспрашивать Ширишвили о том и об этом. Вскоре он выяснил массу интересного про умельцев, чьи услуги мог предложить Яша Сникерс. Одни занимались благотворительным бизнесом, прописывая в базах данных разнообразных ведомств орденоносцев, ветеранов, инвалидов, узников концлагерей – с обязательным документальным подтверждением. Другие охмуряли настоящих узников, чтобы вчинить от их имени иск немецкой стороне – и не какие-то тысячи евро, а сотни тысяч, за погибших родичей и подневольный труд. Третьи разводили собак особой породы, чья шерсть годилась для пересадки человеку и оволосения самых безнадежных плешей. Специальностью четвертых являлся шоу-бизнес, подделки под «Блестящих», «новых русских бабок», Жасмин, Салтыкову, «Виагру» и прочих обожаемых публикой кумиров. Пятые оказывали ритуальные услуги по захоронению утерянных конечностей, а также пальцев, носов и ушей – даже с установкой памятника. Шестые предлагали двери и жалюзи на окна, стрелявшие слезоточивым газом и ослеплявшие преступный элемент яркой вспышкой света. Седьмые без затей торговали оружием, и было у них все, от пистолета ТТ до вертолета «Апач» и танка «Абрамс».

Так, постепенно, клиент и посредник добрались до дач и квартир, японских машин и итальянских гарнитуров, английских штиблет и костюмов от Кардена. Сделав глоток коньяка, Сникерс потыкал пальцем в клавиши и спросил:

– Желаете поместье на Ррублевке? Трри этажа, шестнадцать комнат, бассейн и две сговоррчивые горрничные… Охррана от ЧОП «Георргий Победоносец». Если пожелаете, с собаками.

– Собаки пусть будут, а горничные ему не нужны, – ревниво заметила Шарлотта. – Зимний сад там есть? Сад мне совершенно необходим, я буду там новый роман писать. – Она бросила на Бабаева томный взгляд и пояснила: – Называется «Мой чеченский принц».

– Я не чеченец, – сказал Али Саргонович, – я татарин, ассириец и немного талды-кейнар. Особняк мне ни к чему, квартиру ищи, уртак. Комнат пять или шесть, и в приличном доме.