– Памир уже не наш, – заметил Папа Жо. – А Гималаи естественный плацдарм для наступления на Китай. Шире нужно мыслить, Алик, шире! Впрочем, я не о том… Я вот что думаю: Россия должна предоставить убежище Саддаму! Обязана! Хочу вынести на первую сессию. Поддержишь?

– У меня есть свои предложения, – уклончиво сказал Бабаев. – Как облегчить жизнь талды-кейнаров и прочих трудящихся севера.

Владимир Маркович с подозрением уставился на него.

– А ты, часом, не коммунист? Не наследник ли Федьки Расстегаева? Не красный ли питекантроп или там левый неандерталец?

Бабаев покачал головой. Партии, куда его зачислили как офицера КГБ, уж не было в природе, да и формально он к ней не относился, ибо взносов не платил лет десять. Поэтому Али Саргонович с чистой совестью промолвил:

– Я – независимый депутат. Бэр… один, как медведь. – И он показал на огромную шкуру.

Лидер нацлибералов поморщился.

– Любой независимости есть цена. Знаю, на «жигульках» ездишь и на помойке в Выхино живешь. Несолидно, Алик!

– Несолидно, Вован, – со вздохом согласился Бабаев. – А сейчас – кит бередан  из моего хане! Пошел прочь, ослиная блевотина!

Хоть не в его правилах было гостя поносить, а все же Бабаев не выдержал. Но Папе Жо любая ругань – что с гуся вода; выпятил грудь, отвесил губу, потряс щеками и промолвил:

– Раз ты не коммуняка, то мы – политические союзники. А решишь квартирку сменить или прикупить колеса – заходи. Посоветую гоблина.

С этим загадочным намеком Владимир Маркович вышел вон.

А ведь верно говорит, плевок верблюжий! – подумалось Бабаеву. Нельзя депутату ютиться в скудости, точно он сасан или последний из мискинов ! Бедность, конечно, не порок, но уважения не прибавит! Вот и сержант Кузьмин не уважил, сказал: не ездят депутаты на «жигульках»… Правда, не ездят! Положение обязывает! Все должно быть солидно и достойно: квартира, дача, гараж, машина, спецсигналы и номер на бампере – лучше тот, с двумя нулями и семеркой… А квартира, думский кабинет и офис на Лесной нуждаются в мебели и прочей обстановке – не куковать же депутату в голых стенах! За офис еще повоевать придется с алтайскими шаманами, что захватили аренду аптеки… В Белом Доме выбить хане поприличнее, приодеться и лоск навести… И работать тоже нужно! Летом хотя бы по клубам пройтись, по ресторанам и злачным местам, где тусуются потенциальные клиенты…

Али Саргонович был человеком разумным и в себе уверенным, но при мысли о бытовых проблемах, о дачах и квартирах, о стульях и шкафах, о подобающем гардеробе, штиблетах и галстуках, в голове у него слегка помутилось. Но продолжалось это недолго. Буркнув: «Где эта дочь греха, сестра порока?…» – он выудил из кармана блокнот, раскрыл на нужной странице и, склонившись к телефону, набрал номер. Три гудка. Затем трубку подняли и раздался деловитый голос:

– Дрянная девчонка у аппарата. Я с тобой уже спала?

– Еще нет, – ответил Али Саргонович. – Скажи-ка мне, бикеч, ты сейчас трезвая и не под кайфом? И в порнофильме тоже не снимаешься?

Тон Шарлотты сразу изменился, став из делового радостным. Не просто радостным, а даже сладким точно кленовый сироп.

– Так это брюнетик мой Али, который Бабаев! Девушка истомилась, а он все не звонит и не звонит… А позвонивши, глупые вопросы задает! Или тебя мой моральный облик беспокоит?

– Ни в малейшей степени, – молвил Бабаев. – Узнать хочу, не занята ли. У алкоголиков и наркоманов пропасть всяких забот.

– Я трезвая и скучаю, – сообщила Шарлотта.