Первого сентября, когда его товарищи по группе и курсу ещё оттачивали навыки рытья окопов полного профиля малой сапёрной лопатой, переступил порог просторного кабинета Сазонова с двумя пачками денег – долей от «Вераса» и окончательным расчётом за дом.

Но больше его волновало другое.

– Виктор Васильевич! Моё распределение – прежнее, УВД Мингорисполкома. Я могу рассчитывать на перераспределение в КГБ?

– Увы, Егор, – ответил полковник. – И это для меня самого неожиданно. Ты своего отца помнишь?

– Нет, конечно.

– Верю. Он был арестован за кражу, когда тебе едва исполнилось шесть. И больше не появлялся в Речице?

– Вы ещё спросите: платил ли алименты на меня и сестру.

– Ясно… В третий раз освобождён в марте восемьдесят первого, нынешнее местонахождение неизвестно. В общем, ты – родной сын вора рецидивиста Егора Евстигнеева. А имеющих в близком родстве судимых в КГБ не берут. В МВД, кстати, тоже, но их кадровики прохлопали.

Егор опустился на стул.

– Виктор Васильевич… Удар такой, как в апреле был, когда меня задержало инспекторское управление. Но тогда разрешилось…

– А эта проблема пока не лечится. Не унывай. Если получим подтверждение, что он умер – проблема снята. Либо… Либо кое что изменится после десятого ноября. Если ты не ошибся. Так что ближайшие месяцы тебе придётся носить серую форму и отвечать на телефонные звонки «алло, милиция».

– А также уходить из «Песняров». В МВД запрещены дополнительные заработки. Да и времени не будет ездить по гастролям.

– Да. Ещё раз говорю: не вешай нос. Ты же умеешь держать удар. Всё, что нас не убивает…

– … Делает инвалидом, я в курсе, – закончил за полковника Егор.

– Так же как ты сделал инвалидом колясочником капитана Волобуева. Бывшего капитана.

– Он не ходит?

– Ходит. Под себя. Его уволили по состоянию здоровья от травмы, не связанной с несением службы, и освободили от уголовной ответственности как лицо, более не представляющее общественной опасности. Долгая инвалидная жизнь на нищенскую пенсию… Не знаю, насколько это справедливое наказание за убийство и покушение на убийство. Но – как есть.

– Образцов?

– Погиб в ДТП. Обстоятельства тебе знать не следует.

– А если я вдруг встречусь с полковником Головачёвым…

– То не узнавай его. Он с понижением и лишением одной звезды переведён в другую область.

– Что же, разрешите идти. До встречи 1 октября. Или по надобности.

Месяц ушёл на переустройство дома, и оно ещё не было закончено. Егор оставил квартиру на Калиновского, 70 Яне, сестре Насти, въехавшей туда с подружкой.

Семнадцатилетняя девица, чуть крупнее сестры и, пожалуй, интереснее внешне, сказала, поигрывая ключом, полученным от старшей:

– Егор! Спасибо вам и за квартиру, и за жизненный урок.

– Урок в чём?

– Нельзя быть похожей на маму. Настя не смогла. А что отвергла вас, приняв мамины правила игры, значит – сама от неё недалеко ушла. И однажды, когда будет чувствовать, что сможет потерять влияние, тоже начнёт хвататься за сердце и почки, – она безжалостно добавила: – Считайте, что вам повезло.

Егор переехал к Элеоноре, вскоре они перебрались на Сельхозпосёлок, в пусть в недоделанный, но уже в свой дом.

1 октября, сдав выручку и отчёт Сазонову, новоявленный следователь снова переступил порог кабинета Сахарца со словами: «Соболезную, но это опять я.