– Ему пасть никак не заткнуть?
– Пока не знаю как. Слыш, Гаврилыч… Прикинь, кто то сложит факты… А они очевидные. В нос тычутся. Никаких связей между Бекетовым и Томашевичем не доказали. А у тебя Томашевич в корешах. Взрыв на Калиновского – для отвлечения, чтоб ограбление банка прошло гладко, вы там с Лёхой двое топтались. У всех терпил на виду. Из за Федосейчика тебя будут прессовать. И меня спросят: почему сразу не доложил, что Окурок начал колоться, тебя закладывая. Хрен отмажусь, что я не при делах.
– Та ак! – капитан отставил налитый стакан. – То есть ты уверен, что я – при делах?
– Мне пофиг, если честно. Ты – нормальный мужик, Гаврилыч. С квартирой помог. На районе человек уважаемый. В розыске тебя ценят.
– Продолжай.
– Я его предупредил: молчи про Говоркова. Свяжусь с тобой, решим как помочь. Если ты, Гаврилыч, здесь, на службе, и тебя не дёргали, значит – пока молчит, сука. Но единственный способ его заткнуть…
– …Это – заставить замолчать навсегда.
Повисла пауза. Её робко нарушил Егор.
– Подговорить кого то в изоляторе… Для этого охрененные связи нужны, с криминалом или операми. Я – пас.
– Расскажу тебе историю… – Говорков, подвинув кресло вплотную к столу, удобно на нём устроился и подпёр челюсть ладонью. Он пространно пустился в воспоминания, словно не висело над головой, что в любой час его могут взять за пятую точку из за связи с покойным уголовником. – Было это в семидесятые. Пришла повинка с зоны. Зэки любят покататься за счёт государства. Написал один олень, что совершил три квартирных кражи на Востоке 1. Похищенное прикопал за кольцевой. Ясное дело, что повинка фуфловая, но в каждом районе есть квартирные глухари, делать нечего – повезли. Старшим конвоя был старый опер, майор, зам начальника розыска. Умер потом от сердца.
– Помянем…
Егор глотнул и впился зубами в закуску. Убедился ещё при поглощении первого пузыря – сало у участкового высшего сорта.
– Поехали, значит, – продолжил тот. – Час колесили по району, само собой – без малейшего эффекта. Ладно, показывай, где зарыл. С уркой опер возится, я для мебели, водила крутит руль куда прикажут. Выкатились к шоссе Колодищи Заславль. Зима, снег лежит. Этот хорёк побегал кругами, типа схрон ищет, потом попросился облегчиться. Представь, армейский нужник, стройбат работал, вырыта канава, лежат две неструганных доски по краям, заборчик по пояс. Короче, курим. А зэк исчез. Только вот сидел в позе горного орла, и нет его. Свежий снег вокруг, ни одного следа…
– И где вы его нашли? В сортире?
– Да… Смотрим туда, ледок разбит в центре, из жижи трубка торчит, кусок изоляции. Водолаз, на… Я схватился за доску, хотел пихнуть, а сыщик говорит: не мельтеши. Просто выдернул трубку.
Егор представил уголовника в чернильно чёрной тьме, в зловонной фекальной массе выше головы … От отвращения передёрнуло.
– Вылезает. Весь коричневый. Только зубы блестят – железные вставные. Лыбится, падла.
– Так и повезли его?
– Неа. Водила подпёр собой заднюю дверь «УАЗа», сказал: только через его труп. Иначе свой «луноход» до пенсии не отмоет. Да и Володарка бы его такого не приняла. Отдали вам осуждённого опрятного, в том же виде и верните.
– Где же вы его вымыли?
Тема разговора соскользнула с опасной на обычный ментовский трёп. Под рассказ Гаврилыча Егор снова принял и почувствовал, что все приготовления – разминка, кусок сливочного масла в рот – пасуют перед новыми порциями водки. Да и после вчерашней сумасшедшей ночи смог заснуть совсем ненадолго из за перевозбуждения. В результате развезло в сосиску с дозы в пятьсот грамм. |