– Это рай, – сказала Элена.

Ребуль засмеялся:

– Хорошо, что тебе нравится, потому что у вас будет точно такой же вид. И это напомнило мне… что я должен завтра позвонить notaire и узнать, можно ли назначить дату подписания договора. По счастью, с его слов получается, что дальше все пройдет без задержек.

– В этом нет ничего необычного?

– Тут все зависит от ситуации. Иногда продавец хочет получить основную часть суммы наличными, чтобы снизить налог. Это, само собой, незаконно, но такое случается. И тогда перед самым подписанием начинаются ритуальные танцы – мы это называем la valse des notaires. Понятно, что сам notaire, будучи представителем закона, не может участвовать ни в чем подобном, поэтому, когда наступает момент подписания бумаг, у него возникает необходимость позвонить в другую контору. Или отлучиться в уборную. Или появляется другое достаточно важное дело, и он исчезает, пока наличные предъявляют и пересчитывают.

Сэм широко улыбнулся:

– А как он узнает, когда пора возвращаться?

– Ну, за пять минут можно пересчитать довольно много наличности. Если требуется дополнительное время, ему как-нибудь намекают. В любом случае вам об этом не нужно беспокоиться. Владелица сказала, что ее вполне устроит чек. – Ребуль поднялся, зевнул и потянулся. – Завтра утром звоню notaire.

– Даже не знаю, что ей сказал notaire, – произнес Ребуль, вешая трубку, – но это явно подействовало. Она сегодня же вечером выезжает поездом из Парижа, а подписание назначено на завтра, в половине одиннадцатого утра.

Элена с Сэмом отправились на встречу с управляющим банком Ребуля, которому позвонили с просьбой проконтролировать перевод лос-анджелесских долларов в марсельские евро. Само собой разумеется, пояснил им управляющий, что, когда речь идет о столь значительных суммах, принимаются некоторые меры предосторожности, прежде чем будет выписан сертифицированный чек: необходимо предъявить паспорта, которые будут изучены и ксерокопированы. Расписка в трех экземплярах должна быть подписана и заверена. Ни одно «i» не должно остаться без точки. В конце концов, когда сертифицированный банком чек был сложен и надежно спрятан в сумочку Элены, они смог ли отметить победу бокалом шампанского в одном из баров с видом на Старый порт.

– Теперь я понимаю, каково быть под арестом, – сказала Элена. – Я уже ждала, что они потребуют с нас отпечатки пальцев, и ощущала себя почти преступницей, когда нам вручали чек.

Сэм поднял бокал:

– За домашнее блаженство. Волнуешься?

– Я знаю, что мы полюбим этот дом. Но тогда нам захочется все время там жить.

– Так разве не в этом весь смысл?

– Конечно. Но ведь мне придется бросить работу.

Сэм подался к Элене и взял ее за руку:

– Послушай меня. Последние два года работа вовсе тебя не радует. Пора двигаться дальше. В конце концов, можешь отправить на работу меня. Мы что-нибудь придумаем.

Брови Элены изумленно взлетели.

– Мистер Левитт, вы что, хотите, чтобы я сделалась женщиной на содержании?

Сэм просиял:

– Точно! Еще шампанского?

Последний гвоздь в гроб страховой карьеры Элены был вбит тем же вечером, когда из Лос-Анджелеса позвонил Фрэнк Нокс. Спросив – без особой надежды, – что ей удалось выяснить, Фрэнк умолк на несколько мгновений, прежде чем снова заговорить.

– Мне очень жаль, но нужно, чтобы ты немедленно вернулась подчистить все хвосты. Всего на пару дней.

Элена вздыхала, Фрэнк извинялся, но в итоге они договорились: как только документы на дом будут подписаны, Элена поездом доедет до Парижа, чтобы тут же сесть на лос-анджелесский рейс.