Сергей Павлович попросил библиотекаря — Марию Семеновну «случайно» подсунуть Пашкову книгу Макаренко «Флаги на башне». Боканову казалось — один из героев книги — Игорь Чернявин чем-то походил на Геннадия. Затем Боканов написал генералу Пашкову, изложил все, происшедшее с его сыном, и закончил письмо словами: «Прошу извинить нарушение субординации, но Геннадий нам одинаково дорог и это дает мне право обратиться к вам не как к генералу… Не снимая вины с себя, скажу прямо — вы, как отец, во многом из того, что с ним произошло, виновны. Но сейчас нам следует прежде всего решить, как лучше и быстрее исправить допущенные нами ошибки?

Считаю, что ваш приезд в училище может принести большую пользу, но он желателен не раньше, чем через месяц — этот срок понадобиться мне для некоторой подготовки…»

Капитан разговаривал о Геннадии наедине с Гербовым.

— Ты думаешь: исключили его из комсомола — и можно руки умыть? — наседал Боканов на Семена, но тот отмалчивался. — Разве ты не понимаешь, что наша партия и комсомол — великие воспитатели? Ты вникни в это слово — воспитатели!

— Да ведь противно с ним возиться. Что он — маленький? — непримиримо хмурился Гербов.

Боканов не удивился, услышав такие слова от Гербова. В училище, даже среди некоторой части офицеров, находились любители поговорить «о решительной очистке комсомола». Этим прикрывали свою беспомощность, а порой — бездеятельность.

— Ты — руководитель молодежи и не в праве так смотреть на дело! — горячо убеждал Сергей Павлович Гербова. — У Геннадия есть и положительные качества, ты сам прекрасно знаешь. Ему надо помочь…

— Да у него ведь характер какой? Разве с таким, как Геннадий, что сделаешь! — опять обозлился Семен.

Как объяснить этому юному воспитателю, завтрашнему военному педагогу, — ибо все они ими обязательно будут, — как внушить, что ему придется работать над каждым своим подчиненным? Как объяснить доходчиво и просто, что мы преобразуем не только лицо своей страны, пустыни превращаем в сады, но и творим новую человеческую природу — коммунистическую? Мы вмешиваемся в движение характеров, изменяем и направляем их. Мы не желаем ждать подачек от человеческой природы, а сами берем от нее то, что нам надо, преобразуем… Но как навсегда вложить в сознание юноши, стоящего сейчас перед ним, все это?

И Сергей Павлович, усадив Семена, долго, не торопясь, объясняет ему, стараясь подобрать слова попроще, примеры — убедительней, объясняет основы самой мудрой и гуманной педагогики в мире, с ее тысячи раз оправдавшейся терпеливостью.

Боканов пришел в роту, когда все еще спали. Через полчаса первую роту подняли — предстояло совершить марш-бросок до села Красного, там провести небольшой митинг, посвященный выборам местных органов власти, и возвратиться назад.

Как только раздался будоражащий звук трубы, еще сонные, еще плохо понимающие, что произошло, ребята первым делом ухватились за сапоги и одежду. Оделись мгновенно. Карабины через плечо, стали на лыжи — и в поход. Шли быстро, напористо. Ударил небольшой морозец. Снег на полях лежал плотной массой, передним приходилось прокладывать лыжни.

На рассвете Боканов, казалось бы случайно, очутился рядом с Геннадием.