Дорси несколько раз подступал к Холловэю, рассчитывая добиться от него признания в том, что изменение его показаний обусловлено воздействием неких посторонних лиц [читай, подкупом!], но не получив желаемого, в гневе обвинили свидетеля в том, что именно он подкинул в холл карандашной фабрики ту самую окровавленную палку, что впоследствии обнаружил частный детектив МакУорт. Это обвинение, совершенно огульное и бездоказательное, присутствовавшие в зале журналисты единогласно назвали «сенсационным». Обвинитель Дорси этим фактически признал то, что некие люди или группы людей пытались оказать некое влияние на ход расследования и занимались фабрикацией улик, но при этом вопрос о том, как сам Дорси фабриковал показания Джима Конли, солиситор благоразумно вынес за скобки. В точности по словам известной репризы – тут читаем, а тут рыбу заворачиваем.

Самое смешное в этой ситуации заключалось в том, что Холловэй изначально являлся свидетелем обвинения и именно он сообщил полиции много важной ориентирующей информации. Напомним, что именно лифтёр первым заявил о том, что Джим Конли умеет писать и является человеком подозрительным, не вызывающим доверия. Правоохранительные органы сообщением Холловэя пренебрегли, посчитали не заслуживающим доверия и прошло больше 2 недель прежде чем Конли всерьёз заинтересовались. И произошло это вовсе не благодаря сообразительности или наблюдательности полиции, а лишь потому, что частный детектив Гарри Скотт решил проверить alibi Конли и вообще получше присмотреться к этому подозрительному парню.

Неожиданные показания лифтёра Холловэя оказались отличным подспорьем для защиты. После его допроса версия обвинения начинала казаться явно переусложненной. Если лифт действительно был оставлен Холловэем открытым и подключенным к электропитанию – а судя по всему, так оно и было! – Лео Франк становился «избыточным звеном» в логической реконструкции солиситора Дорси. Другими словами, всем стало ясно, что Джим Конли мог совершить преступление от начала до конца самостоятельно – Лео Франк был попросту для этого не нужен.

Далее последовал допрос Джонни Эппса, которого, наконец-то, людям шерифа удалось доставить в здание суда. Быстро выяснилась причина, по которой репортёр Майнер решил, будто брат и сестра Эппсы видели Мэри Фэйган живой в последний раз 24 апреля. Причина крылась в банальной невнимательности журналиста – Майнор разговаривал с отцом Джонни и его сестрой в то время, когда сам подросток вышел из комнаты. Формально Джонни Эппс присутствовал при разговоре, поскольку находился в доме, но в реальности он участия в беседе не принимал. Майнор попросту ошибся, решив, что главным свидетелем является дочь, а не сын! Бывает, что ж…

После этого был допрошен сам репортёр Майнор, который повторил основные тезисы своей статьи – никто из детей не сказал, что видел Мэри Фэйган после четверга 24 апреля. Но ежели Джоннни Эппса во время этого разговора не было рядом, то как он мог что-либо подтвердить или опровергнуть, верно?

В общем, вся история с предполагаемым лжесвидетельством Джонни Эппса быстро сошла на нет. Ничего интригующего в ней не оказалось – одно только недопонимание.

Далее защита обвиняемого предприняла попытку резко изменить тональность процесса и предприняла поворот, который всеми исследователями расследования убийства Мэри Фэйган признаётся безусловно ошибочным.