Уэбстер начал речь с большим достоинством и уже по первым произнесённым фразам можно было заключить, что он заблаговременно готовился к своему выступлению: «Различные обстоятельства слились воедино и сплели сеть, которая была превратно использована против меня. В 9 случаев из 10, если бы только мне было дано время, я смог бы дать вполне удовлетворительные объяснения [всем подозрительным – прим. А.Р.] обстоятельствам. В некоторых случаях я предоставил доказательства невиновности моим защитникам, но они не сочли целесообразным использовать их, и по их же совету мои уста оставались запечатаны.»

Вступительная часть прозвучала романтично и даже поэтично, можно было ожидать, что подсудимый сейчас рассеет все те недомолвки и неясности, что придавали всей этой мрачной истории такой таинственный и запутанный вид. И действительно, профессор Уэбстер постарался ответить по существу на большое количество свидетельств и обвинений, прозвучавших в его адрес.

Он заявил, что то письмо дочери, которое главный обвинитель охарактеризовал как сухое, рациональное и якобы свидетельствовавшее об отсутствии всяких эмоций, на самом деле являлось не первым. Письмо действительно было сухим по форме и лаконичным содержанию, но другим оно быть и не могло, поскольку он, Уэбстер, был вынужден сделать скорейшие распоряжения, связанные с финансовым положением семьи и его самого. Оказавшись в тюрьме, Уэбстер лишился доступа к деньгам, и письмо это являлось сугубо деловым. Делать далеко идущие выводы на основании того, что деловое письмо является деловым, вряд ли оправданно.

Далее профессор неожиданно остановился на вопросе накопления денег, предназначенных для передачи Джорджу Паркмену, в своём кабинете в здании Медицинского колледжа. Он заявил, что на протяжении некоторого времени складывал наличность в том самом сундучке [чайной коробке], который, по всеобщему мнению, не годился для хранения денег. Это был очень странный пассаж и даже до некоторой степени неуместный в то время и в том месте. Как кажется, ему следовало беспокоиться о совсем иных подозрениях в свой адрес.

Затем профессор заговорил о привычке запирать двери, через которые можно было попасть в его служебные помещения. По его словам, на протяжении долгого времени он действительно имел привычку держать двери своих служебных помещений в колледже открытыми, и потому студенты могли спокойно туда приходить в его отсутствие. Однако подобная беспечность привела к тому, что ценное имущество лаборатории оказалось довольно быстро повреждено либо вообще исчезло. Следует пояснить, что ценное химическое оборудование – это посуда из благородных металлов [платины и золота], а потому ценность его отнюдь не метафорична.

По той причине, что постоянно открытые двери угрожают сохранности имущества лаборатории, профессор Уэбстер с некоторых пор принялся их запирать. Эта практика сделалась обычной, и удивляться тут нечему. Подсудимый заявил, что не понимает, почему обвинение посчитало, будто запертые после 23 ноября двери должны расцениваться как нечто аномальное и указывающее на преступные действия, якобы творимые за этими дверями.

Далее профессор Уэбстер коснулся вопроса происхождения следов нитрата меди на ступенях лестницы из лаборатории в большой лекционный зал. Он заявил, что это вещество было потребно ему в больших количествах, поскольку широко использовалось в его педагогической практике. Нитрат меди применяется для получения закиси азота, а последняя является важнейшим медпрепаратом, широко используемом при хирургических операциях, родовспоможении и различных болезненных манипуляциях.