Изменить размер шрифта - +
Некоторые даже начали шептать, что Амон-Pa от постигшего его горя сошел с ума, и поэтому отходили подальше. А он, ничего не замечая вокруг себя, все смотрел и смотрел вслед улетающей душе Мары, и лишь когда ее след растворился в небесной синеве, Амон-Pa очнулся. Он нежно взглянул на тело матери, ласково погладил рукой ее лицо и поправил волосы.

И вдруг в его голове промелькнула мысль: "А как же Иорам?" Он быстро вскочил на ноги и подбежал к тому месту, где толпились люди. По их скорбным лицам было видно, что Иораму совсем плохо. "Умер мальчик… Убил сына отец-злодей!" — перешептывались они. Одна женщина стояла перед распростертым на земле мальчиком на коленях и вытирала ему платком голову, однако кровь никак не желала останавливаться и все бежала и бежала тонкой, красной струйкой по бледному лицу Иорама. Другая же старалась привести его в чувство, поэтому непрерывно, с мольбой и отчаяньем в голосе, призывала: "Иорам, очнись!.. Иорам, очнись!" Здесь же, в этой толпе, стояли и испуганные, притихшие дети, которые со страхом в глазах смотрели на мальчика с разбитой и окровавленной головой.

— Пропустите! Отойдите! — спокойно, но строго сказал всем Амон-Ра.

Люди расступились и дали ему подойти к Иораму.

— Вы тоже, пожалуйста, отойдите и не мешайте мне, — сказал он женщинам, которые делали последние усилия для спасения мальчика.

Женщины с недоумением взглянули на Амон-Pa, но посторонились. Амон-Pa внимательно посмотрел на друга. "Иорам не должен умереть! Спаси его!" — зазвенел в ушах голос Андрея, и этот голос шел из самой глубины сердца.

"Как мне спасти его? У меня больше нет целительных средств!" — ответил Амон-Ра голосу.

"Они в тебе… ТЫ ЕСТЬ ВСЕ! Не медли, действуй!" — приказало, как показалось Амон-Pa, его гулко стучащее сердце.

Тогда Амон-Pa закрыл глаза, обе ладони положил на голову Иорама и обратился к своему сердцу: "Нам надо спасти Иорама! Он очень хороший! Он настоящий целитель!" Мальчик призвал на помощь все высшие чувства: любовь, сострадание, преданность, заботу, радость, восхищение, надежду. Затем он с помощью великой силы своей веры наполнил этими живительными, чудодейственными чувствами каждую клеточку своего горячего сердца… Тело его задрожало, а ладони запылали, словно в огне — все переживания любящего сердца хлынули стремительным потоком и через ладони выплескивались на Иорама. Амон-Pa весь превратился в одну сплошную молитву, которую возносила к Небу каждая его клеточка, каждая мысль, каждый вздох…

И если бы кто-нибудь из собравшихся и толпившихся здесь людей обладал духовным зрением, то он увидел бы, что над Иорамом, то сливаясь в одно целое, то разъединяясь в удивительном и непонятном фантастическом танце, кружат два фиолетовых огонька. Это душа Амон-Pa разговаривала с душой Иорама. Но никто этого не видел, не чувствовал и не слышал. Никто даже и не догадывался, что полуживой мальчик, лежащий на орошенной кровью траве, и мальчик, склонившийся над ним, ведут неслышную для других людей беседу:

"Амон-Pa, мне жалко тебя, не надо из-за меня жертвовать собою, своими силами".

"Ты не прав, Иорам! Надо жалеть не того, кто жертвует, а того, кто этого не делает".

"Но у тебя не хватит сил, чтобы вернуть меня обратно. Посмотри на мою голову: у меня очень сильно рассечен лоб, и кровь все время течет из раны".

"Иорам, помоги мне, и мы вдвоем обязательно победим".

"Амон-Pa, как же мне помочь тебе? Видишь, мое тело безжизненно лежит на земле, в нем еле-еле теплится жизнь".

"Иорам, а ты посмотри на ту женщину, которую на носилках принесли к тебе, чтобы ты исцелил ее".

"Я уже не смогу ее вылечить. Поверь, мне очень жаль".

Быстрый переход