Любил он ночь, свободу, горы,

         И всё в природе – и людей –

         Но избегал их. С ранних дней

         К презренью приучил он взоры,

         Но сердца пылкого не мог

         Заставить так же охладиться:

         Любовь насильства не боится,

         Она – хоть презрена – всё бог.

         Одно сокровище – святыню

         Имел под небесами он;

         С ним раем почитал пустыню…

         Но что ж? всегда ли верен сон?..

         На гордых высотах Ливана

         Растет могильный кипарис,

         И ветви плюща обвились

         Вокруг его прямого стана;

         Пусть вихорь мчится и шумит

         И сломит кипарис высокой, –

         Вкруг кипариса плющ обвит:

         Он не погибнет одиноко!..

         Так, миру чуждый, Зораим

         Не вовсе беден – Ада с ним!

         Она резва, как лань степная,

         Мила, как цвет душистый рая;

         Всё страстно в ней, и грудь и стан,

         Глаза – два солнца южных стран.

         И деве было всё забавой,

         Покуда не явился ей

         Изгнанник бледный, величавый,

         С холодной дерзостью очей;

         И ей пришло тогда желанье –

         Огонь в очах его родить

         И в мертвом сердце возбудить

         Любви безумное страданье,

         И удалось ей. – Зораим

         Любил – с тех пор, как был любим;

         Судьбина их соединила,

         А разлучит – одна могила!

         На синих небесах луна.

         С звездами дальними сияет,

         Лучом в пещеру ударяет;

         И беспокойная волна,

         Ночной прохладою полна,

         Утес, белея, обнимает.

         Я помню – в этот самый час

         Обыкновенно нежный глас,

         Сопровождаемый игрою,

         Звучал, теряясь за горою:

         Он из пещеры выходил.