Мой отец редко демонстрировал эмоции, но тут вздохнул.

– Ты могла бы просто использовать свой меч, Каденс, как и любой уважающий себя ангел.

– Поджечь меч? Хорошенько напугать этих наёмников?

– Страх – это мощное оружие.

– Как и прочный деревянный шкаф, – парировала я. – Куда более эффективное оружие, чем горящий меч – как минимум тогда, когда сражение происходит в комнате с воспламеняемыми бумагами и крайне взрывоопасными зельями. Если бы я взорвала Хранилище Легиона, ты бы меня отчитал, папочка.

– Ещё как, – согласился он. – Ну ладно. Твоё решение, пусть и неортодоксальное, нанесло меньший урон сокровищам Легиона, чем огонь.

Мои мысли вернулись к листу с зельем, к формуле Живой Смерти, которая была так близко к наёмникам.

– Формула едва не оказалась в их руках. Они подошли так близко. Они могли бы её заполучить, – я нахмурилась. – Живая Смерть. Это звучит просто ужасно. Интересно, что собирался сделать с ним заказчик наёмников?

– Учитывая сложность и дороговизну такой операции, зелье должно играть ключевую роль в чём то большом, – заключил мой отец. – Как наёмники пробили оборону тюрьмы? Паранойя Драгонсайра сделала бы это почти невозможным.

– Этого мы не знаем. Наёмники получили планы тюрьмы от своего заказчика.

– Похоже, в тюрьме есть предатель.

– Только Дамиэль и двое других солдат Легиона знали детали обороны, – сказала я ему. – И Дамиэль проклял их обоих так, что они упали бы замертво, если бы поделились этими планами. Или если бы они предали Дамиэля.

– Про Драгонсайра скажу одно: он определённо думает наперёд, – сказал мой отец. – Но даже он не может предсказать всего. Оставь расследование случившегося в тюрьме майору Гранту. Прямо сейчас самая большая наша проблема – полковник Холифайр.

То, что чьё то нападение на Легион было меньшей проблемой по сравнению с одним из наших же ангелов – сущее безумие. Мы должны бороться с угрозами для Земли, а не воевать друг с другом. Если мы не сделаем что либо, чтобы остановить эту внутреннюю турбулентность, мы уничтожим самих себя.

– Я следил за сообщениями, пересылаемыми между полковником Холифайром и Никс, – сказал мой отец, когда мы подошли к обзорному залу в передней части дирижабля.

Я посмотрела на круглый фасад, сделанный из стеклянных окон и дверей. Дирижабль поднимался все выше, над высокими зданиями Нью Йорка.

– Ты шпионил за Первым Ангелом? – спросила я отца, поразившись его смелости.

В дальнем конце комнаты был бар, но мой отец туда не сел. Он выбрал один из коричневых кожаных диванов перед стеклянными окнами.

– Я держу себя в курсе всех событий. Как и положено любому ангелу, – сказал он. – Весь Легион рыщет в поисках тёмной и иной магии. Я уже много лет предупреждаю тебя об этом, Каденс. Я знал, что это произойдёт. И я приготовился к этому.

– Ты знаешь, где Дамиэль, – поняла я, усаживаясь на диван напротив него.

На столе между нами уже стоял поднос с дымящимся чайником и тремя чашками. И хрустальное блюдо, наполненное крошечным круглым сдобным печеньем.

Генерал Сильверстар спокойно налил чай мне и себе.

– Как только полковник Холифайр явился и вмешался в твой допрос Евы Дорен, я понял, что всё кончено. Я вытащил Драгонсайра из Нью Йорка. Эта ситуация явно подстроена, и всё для того, чтобы заклеймить Драгонсайра как тёмного. Именно по этой причине полковник Холифайр и оказался здесь. Он прибыл со своими выводами в руках, и всё, что он делал после этого, предназначалось для того, чтобы они стали реальностью.

– Ты спас Дамиэля. Ты позаботился о нём.

Он отхлебнул из своей чашки.

– Ты удивлена.