- Вы политик? - продолжил допрос сосед.
- Нет, я тут по ошибке, - ответил я, - задержали, а за что, так толком и не понял.
- Не бойтесь меня, товарищ Синицын, я свой, революционер! Видите, как меня избили сатрапы!
Георгий Николаевич для иллюстрации ран, полученных за свободу и счастье народа, близко подошел к маломощной электрической лампочке, чтобы я воочию смог убедиться в его правдивости. На революционера он походил мало, больше на тюремного провокатора, так называемую подсадку. Потому я не бросился к нему с откровениями, а, напротив, встал на сторону тюремной администрации:
- Вы, господин Николаев, того, против порядка не бунтуйте! Мне как честному человеку даже сидеть в одной камере с таким, как вы, бунтовщиком зазорно. Начальство почитать нужно, а не противодействовать! Поговорите со здешним полковником, он вам все в точности разъяснит про парламентаризм и карбонариев! - добавил я, вспомнив фильм Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово».
Такая гневная отповедь новому соседу не понравилась, он разом как-то поскучнел и сел на свободную койку.
- Да я ничего, я это так, - примирительно сказал он, - просто обидно терпеть тиранию. Вот вас за что здесь держат?
- Я того не знаю и знать не хочу, - продолжил стебаться я, - коли посадили, значит, так надо! Начальству это виднее!
- Так вы, значит, не революционер?
- Упаси боже, совсем даже наоборот.
- Как это наоборот? - не понял Георгий Николаевич.
- Я контрреволюционер! - гордо заявил я. - В рамках, дозволенных начальством.
- А меня вот побили, - грустно сказал он, - больно. У! Тираны!
Разговор на какое-то время заглох. Оказать медицинскую помощь жертве произвола мне расхотелось. Мы сидели каждый на своей кровати, благо пока их еще не додумались на дневное время пристегивать к стене, чтобы доставлять заключенным как можно больше неудобств, и молчали.
- Давно служите в охранном отделении? - спросил я.
- Я? - вскинулся сосед. - Как можно, я революционер.
- И в какой вы состоите партии?
Судя по виду и поведению, подсадной был человеком необразованным и неумным. Однако, в партиях он разбирался лучше меня, даже рассказал о первом съезде социал-демократической партии в 1898 году. Правда, рассказывал он так, как будто отвечал вызубренный урок.
- Так вы социал-демократ? - спросил я.
- Был, теперь я в социалистах-революционерах.
К эсерам у меня было особое отношение после знакомства с Дашей Ордынцевой.
- Слышал, вы, кажется, занимаетесь террором.
- А ваша партия контрреволюционеров чем занимается, - не ответив на мой вопрос, спросил он, - теракты проводит или вы больше по прокламациям?
Этот вопрос был такой неожиданный, что я не выдержал и засмеялся.
- Наша партия, голубчик, обожает государя императора, министерство внутренних дел и ненавидит вас, революционеров, потому прошу ко мне больше не обращаться.
Николаев сначала меня не понял, хотел еще что-то спросить, потом обиделся, отвернулся и пробурчал:
- Не хотите говорить, как хотите. Вам же хуже.
Вскоре в камеру заглянул надзиратель:
- Ужин заказывать будете?
Обращался он только ко мне, нового заключенного проигнорировал. |