-  А сколько будет стоить прилично одеться?

    -  Прилично одеться здесь просто невозможно, то, что тебе смогут предложить, будет стоить, - она задумалась, прикидывая порядок цен, - ну, рублей сто. А чтобы одеться нормально, нужно ехать в Петербург, а еще лучше в Лондон.

    -  Сто рублей наберу, - пообещал я. - У меня вообще-то деньги есть, но они у Александра Ивановича.

    -  Много? - живо спросила она.

    -  Так, кое-что, - уклончиво ответил я.

    Александра посмотрела на меня насмешливым, прозрачным взглядом.

    -  Я слышала, что их у тебя не так уж и мало. И даже знаю лучший способ их потратить. Самым правильным будет отдать их революционным партиям на нужды революции! А так как моя партия самая правильная, если ты меня хоть немного любишь, - она загадочно улыбнулась и призывно поглядела мне в глаза, - то отдашь эти деньги мне, для передачи нашему ЦИКу!

    -  А ваша партия, того, ху-ху не хо-хо? - саркастически поинтересовался я. - У нее ничего от моих денег не слипнется?

    -  Я таких слов не понимаю, что ты имеешь в виду?

    -  Я имею в виду, что мне не совсем нравится ваша политическая платформа, так что отдавать вам деньги я повременю.

    -  Это ты сейчас так говоришь, а когда мои товарищи тебе все объяснят и проведут с тобой пропагандистскую работу, то сам будешь просить, чтобы мы их у тебя взяли. Тогда мы еще подумаем, оказать ли тебе такую честь, - сердито сказала она.

    -  Это мы еще посмотрим, кто кому понятней разъяснит, - легкомысленно пообещал я.

    Я вспомнил, что по поводу тяги наших революционеров к деньгам говорил один из героев романа Достоевского «Бесы», и процитировал Шурочке по памяти: «Отчего все социалисты и большие коммунисты так жадны до собственности, и чем больше коммунист, тем жаднее».

    Будущая дипломат дипломатично промолчала, и разговор о моей материальной помощи партии временно заглох. Поэтому вместо политических споров мы до появления портного еще часа два кувыркались в постели, забыв идейные разногласия.

    Закройщик, вызванный Коллонтай из уездного города Серпухова, приехал на открытой пролетке с подмастерьем и швейной машинкой. Я вынуждено «принимал» их в спальне в одном белье.

    За сто прошедших лет, что я не заказывал себе платье у российских портных, образ отечественного ремесленника радикально не переменился. Правда, теперь нос мастера украшали очки в металлической оправе, и в своей речи он употреблял много специальных, а так же немецких и французских слов. В остальном все было как встарь, много хвастовства и попытки обмануть в мелочах.

    Всех моих наличных денег, к сожалению, хватило только на самый минимум одежды, да и то из недорогих материалов. Пришлось мне ограничиться скромной пиджачной тройкой, одной рубашкой и легким пальтецом. И то портной выказывал недовольство, что его побеспокоили из-за такого копеечного заказа. Александра Михайловна в наших переговорах не участвовала, думаю, потому, чтобы при нужде не занимать мне денег. Мне показалось, что она по натуре довольно прижимиста и больше любит получать, чем давать.

    Оговорив заказ, закройщик с помощником отправились со своей швейной машинкой в выделенное им для этой цели помещение, а я остался все в той же спальне, в том же «невыходном» состоянии.

    -  Портной пообещал сшить твое платье завтра к вечеру - сказала Коллонтай, входя в комнату после того, как я остался один.