-  Пойдемте в горницу, я накормлю вас завтраком, - прервала женщина затянувшуюся паузу.

    Я посторонился, пропуская ее вперед. В избе стало уже совсем светло. Женщина принялась хлопотать по хозяйству, собирая на стол. Получалось у нее это не очень ловко, хотя выглядела она ладной и легонькой. Пока я ел ломоть свежего хлеба, запивая его молоком, хозяйка уронила ухват, чуть не выбив оконное стекло. Потом пустая обливная керамическая крынка выскользнула у нее из рук. Я инстинктивно кинулся помогать собирать разлетевшиеся по полу черепки, и мы столкнулись головами.

    -  Какая же я неловкая, - пожаловалась женщина, когда мы оба, потирая ушибленные места, встали друг против друга.

    -  Бывает, - сказал я, добавив сентенцию: - Чего в жизни не случается. Давайте, знакомиться, коль уже лбами столкнулись.

    -  Давайте, - улыбнулась она немудрящей шутке. - Меня зовут Наталья Александровна.

    Я тоже представился своим новым именем.

    -  Василий Тимофеевич Харлсон.

    То, что молодая женщина назвала свои имя и отчество вместо крестьянского уничижительного прозвания «Наташка», как и ее неловкость, утвердили меня в мысли, что она, скорее всего, не настоящая крестьянка.

    -  Давно изволите жить в деревне? - витиевато, в старинном стиле поинтересовался я.

    Наталья Александровна вскинула брови, удивленно глядя на меня.

    -  А почему вы решили, что я не деревенская? Может быть, я местная, просто работала в городе горничной.

    -  Мне кажется, деревенские девушки так, как вы, не разговаривают, - ответил я.

    Наталья Александровна подозрительно посмотрела мне в глаза:

    -  Сударь, вы, случайно, не филер?

    -  Увы, должен вас разочаровать, я всего-навсего проезжий, попавший в неприятную историю.

    -  Еремей говорил мне какую-то глупость о воздушном шаре, я, признаться, ему не поверила.

    -  Почему же глупость, на воздушных шарах летают уже лет сто. Это, сударыня, прогресс.

    -  Но не так далеко от Москвы! - парировала она.

    -  Чего же здесь далекого, километров тридцать-сорок, то есть, я хотел сказать, верст.

    -  Я слышала о метрических мерах, - холодно сообщила «горничная».

    -  Не на Бестужевских ли курсах? - не удержался я от подначки.

    -  Все-таки вы шпион, - грустно сказала Наталья Александровна. - Что же, идите, доносите, я готова пострадать за народ!

    -  За кого? - переспросил я. - Вы это, что, серьёзно? Я, вообще-то, думал, что вы жена хозяина, если ошибся, извините. Вы, вероятно, революционерка? - добавил я, начиная понимать, с кем меня свела судьба.

    -  Вам не нравятся революционеры?! - с вызовом спросила девушка.

    -  Ну, что вы, товарищ, я от них просто балдею, - ответил я совершенно серьезно.

    Барышня не сразу врубилась в то, что я сказал, и переспросила:

    -  Извините, что вы делаете?

    -  Балдею, в смысле тащусь. Я восхищаюсь ими, то есть вами. Помните слова: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы, мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы!»

    Однако, похоже, что стебался я недостаточно убедительно, и во вспыхнувших глазах Натальи Александровны, уже собравшейся пострадать за народное дело, появилось сомнение.