– И мне нужны телефонные номера, по которым я смогу вас найти. Мне нужно знать, как часто вы будете видеться с Верити, что ей говорить о том, кто ее отец, и кто будет оплачивать ее содержание. – Он поколебался. – И я хочу понять, что вообще происходит. Зачем вам так был нужен этот ребенок? И почему теперь вы готовы отдать его? С моей точки зрения, это непонятно и нелогично.
– В вашей Библии, мистер Картер, есть об этом красивая строчка. Если я не ошибаюсь, в Послании святого Павла к коринфянам. «Кто думает, что он знает что‑нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать». Вы знакомы с этой строчкой?
– Знаком. Но Библия не моя. Я не религиозный человек.
– Я и не требую от вас религиозности, мистер Картер. Я просто объясняю вам, что, хотя сейчас вы не понимаете моего решения оставить Верити матери, однажды обязательно поймете. Вовсе не обязательно понимать все. Человек жил на этой планете четыреста тысяч лет, не имея ни малейшего представления об окружающей его Вселенной. А это гораздо более серьезный вопрос, чем почему девочке разрешили остаться со своей матерью, разве нет?
– Я думаю, у вас была менее масштабная причина, – ответил Джон. – Может быть, вы надеялись, что родится мальчик, а девочка не подходит для ваших целей. Или, возможно, у нее обнаружили какое‑то редкое генетическое отклонение, от которого она умрет или станет инвалидом?
Мистер Сароцини одарил Джона взглядом, исполненным глубокой печали, будто Джон своими словами его сильно обидел.
– Мистер Картер, разве в вашем сердце нет места простому состраданию? В своем резком суждении обо мне вы не допускаете и мысли, что я тоже человек, способный на простые человеческие чувства? Зачем, только из‑за того, что я богат, вы возносите меня на пьедестал, которого не могут достигнуть чувства и эмоции, свойственные другим людям?
Душевные страдания, различаемые в голосе банкира, удивили Джона. Он, кажется, и в самом деле готов был расплакаться. Джон не знал, что и сказать. Банкир между тем продолжал:
– Я сделал для вас с Сьюзан все, что в моей власти. Я сохранил вам бизнес и дом, я рисковал потерять репутацию и сесть в тюрьму, спасая Сьюзан от обвинения в убийстве. Неужели вы не можете понять, как я полюбил Сьюзан? Что ее несчастье обернулось бы для меня невыносимым страданием? Если я заберу Верити, ее психическое состояние ухудшится. И ради чего? Ради каприза богатого старика?
– Вы сказали Сьюзан, что у вас нет жены, – сказал Джон, немного смягчаясь. Он был тронут, но все же не был уверен, что Сароцини не кривит душой.
Мистер Сароцини опустил глаза.
– Разве она согласилась бы, если бы знала это? Не думаю. Я старый человек, мистер Картер, старый и одинокий. Я хотел оставить на этой планете живую душу, которая будет жить после моей смерти. – Он несколько раз кивнул, не поднимая глаз. – И благодаря вам с Сьюзан я добился этого. Сьюзан будет заботиться о Верити лучше, чем любая нанятая мною няня. Вы… вы с Сьюзан будете для нее лучшими родителями, чем я, и вырастите ее в таком спокойствии и счастье, на которые я не смел и надеяться. Вот моя единственная причина, и это правда, мистер Картер. – Он посмотрел на Джона беспомощным взглядом.
Мысли и чувства Джона пришли в смятение. Неужели он ошибся в этом человеке? Возможно, его ввели в заблуждение рассказы Фергюса о сатанистах, и он поспешил с выводами, увидев оккультные рисунки на чердаке. Может, Сароцини и практиковал какую‑то форму оккультизма – Сьюзан же говорила о какой‑то особой вере, суть которой она не поняла, – но ведь оккультизм – это не обязательно плохо, верно? Ведь есть же хорошие оккультисты – белые маги, или как они там называются.
Как Сароцини скопил свое богатство? С помощью магии? Заклинаний?
Мысль была абсурдной. |