Царица Клеопатра дождалась, когда носильщики мягко опустят паланкин, без чьей-либо помощи грациозно ступила на землю и подошла к ступеням римского трибунала.
– Марк Антоний, ты позвал меня в Тарс. Я здесь, – произнесла она чистым, звонким голо-сом.
– Твоего имени нет в моем списке дел на сегодня! Тебе придется подать заявление секрета-рю, но я уверяю тебя, что прослежу, чтобы твое имя было первым в списке на завтра, – сказал Антоний с достоинством монарха и без всякого почтения.
Внутри у нее все кипело. Как смеет этот римский грубиян обращаться с ней как с осталь-ными! Она пришла на агору, чтобы показать ему, какой он деревенщина, показать свой высо-чайший статус и полномочия жителям Тарса, которые оценят ее положение и не будут думать хорошо об Антонии, поскольку он метафорически плюнул в нее. Он сейчас не на Римском Фо-руме, и люди, собравшиеся здесь, не римские предприниматели (все они покинули этот район как неприбыльный). Эти люди сродни ее александрийцам, они трепетно относятся к прерогати-вам и правам монархов. Стали бы они возражать против того, чтобы их отодвинули в сторону ради царицы Египта? Напротив, они были бы счастливы оказать ей уважение! Они бегали на пристань полюбоваться «Филопатором» и пришли на агору, рассчитывая услышать, что рас-смотрение их дел отложено. Антоний, несомненно, полагал, что они оценят его демократические принципы, если он сначала рассмотрит их дела, но восточный умственный аппарат работал не так. Они были потрясены и взволнованы, они не одобрили его поступок. Униженно стоя у подножия его трибунала, Клеопатра продемонстрировала жителям Тарса, насколько высокомерны римляне.
– Благодарю тебя, Марк Антоний, – сказала она. – Если у тебя нет планов на обед, не хотел бы ты вечером присоединиться ко мне на моем корабле? Скажем, с наступлением темноты? Удобнее принимать пищу после того, как спадет жара.
Он гневно взглянул на нее с высоты трибунала. Каким-то образом она поставила его в глу-пое положение. Антоний увидел это на лицах людей, которые подобострастно склонились в по-клоне, стараясь держаться подальше от царской персоны. В Риме толпа окружила бы ее, но здесь? Здесь это было невозможно. Проклятая баба!
– У меня нет никаких планов на обед, – отрывисто ответил он. – Можешь ожидать меня с наступлением сумерек.
– Я пришлю за тобой паланкин, полководец Антоний. Если пожелаешь, возьми с собой Квинта Деллия, Луция Попликолу, братьев Сакса, Марка Барбатия и еще пятьдесят пять твоих друзей.
Клеопатра легко села в паланкин. Носильщики подняли его и развернули кругом, посколь-ку это был не просто паланкин, у него имелись подголовник и подножие, чтобы пассажир был хорошо виден.
– Продолжай, Меланф, – сказал Антоний истцу, которого прибытие царицы остановило на полуслове.
Трясущийся Меланф беспомощно повернулся к своему высокооплачиваемому адвокату и в замешательстве развел руками. Адвокат продемонстрировал поразительную компетентность, продолжив его речь так, словно никакого перерыва и не было.
Слугам Антония понадобилось некоторое время, чтобы найти тунику, достаточно чистую для обеда на корабле. В объемистой тоге неудобно было обедать, ее полагалось снимать. И обувь (его любимые походные ботинки) тоже не подходила: слишком долго расшнуровывать и зашну-ровывать. О, если бы у него был на голове дубовый венок за храбрость! Цезарь носил свои дубо-вые листья на всех публичных мероприятиях. Еще совсем молодым человеком получил он эту награду за храбрость в бою. Но у Антония, как и у Помпея Великого, никогда не было такого венка, хотя он и отличался храбростью.
Паланкин ждал. Делая вид, что это очень забавно, Антоний сел в него и приказал компании своих дружков, смеющихся и отпускающих шуточки, идти пешком возле паланкина. Это транспортное средство всех восхитило, но не так, как носильщики – редкость потрясающая. |