|
– Не спорь, Цезарион. Если будет необходимо, тебя доставят в Мемфис под охраной. – Хорошо же я буду выглядеть перед нашими подданными! – Как ты смеешь дерзить мне? – Я – фараон, помазанный и коронованный. Я – сын Амуна-Ра и сын Исиды. Я – Гор. Я – правитель Верхнего и Нижнего Египта, повелитель Осоки и Пчелы. Мой картуш – над твоим. Не начав войны со мной, ты не можешь лишить меня права сидеть на моем троне. А я буду сидеть, когда мы будем принимать Марка Антония. В гостиной воцарилась такая тишина, что каждое слово матери и сына гулко отдавалось среди позолоченных стропил. Слуги стояли по углам, Хармиан и Ирас прислуживали царице. Аполлодор стоял на своем месте, а Сосиген сидел за столом, составляя меню. Только Ха-эм и Тах-а отсутствовали, с удовольствием придумывая угощения, которыми они побалуют своего любимого Цезариона, когда он приедет в храм Пта. Лицо ребенка застыло, зелено-голубые глаза блестели, как полированные камни. Никогда он не был так похож на Цезаря. Но сам он был расслаблен, никаких сжатых кулаков. Он сказал, что хотел, следующий ход за Клеопатрой. А она сидела в кресле и усиленно думала. Как объяснить этому упрямому незнакомцу, что она действует для его же блага? Если он останется в Царском квартале, то будет свидетелем раз-ных вещей, неподходящих для его возраста: ругательств и богохульств, грубых выходок, обжор-ства до тошноты. Эти люди слишком похотливы, им все равно, где совокупляться – на ложе или у стены. Они покажут ему тот мир, который она не хотела ему показывать до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы справиться с ним. Она хорошо помнила собственное детство в этом же дворце. Ее распущенный отец лапал мальчиков-педерастов, вынимал свои ге-ниталии, чтобы их целовали и сосали, устраивал пьяные танцы вокруг, играя на своих идиотских свирелях во главе процессии голых мальчиков и девочек. А она пряталась и молилась, чтобы он не нашел ее и не изнасиловал ради удовольствия. Он мог даже убить ее, как убил Беренику. У него была новая семья от своей молодой сводной сестры. А дочь от жены из династии Митридатидов была расходным материалом. Поэтому годы, которые она провела в Мемфисе с Ха-эмом и Тах-а, остались в ее памяти как самое чудесное время в ее жизни: она была в безопасности и счастлива. Обеды в Тарсе наглядно показали, какой образ жизни ведет Марк Антоний. Да, сам он ос-тавался сдержанным, но только потому, что ему приходилось поддерживать разговор с женщи-ной, которая к тому же была монархом. На поведение друзей он не обращал внимания, и кое-кто из них вел себя самым бесстыдным образом. Но как сказать Цезариону, что он не будет – не может быть – здесь? Интуиция говорила, что Антоний способен забыть о сдержанности и целиком войти в роль нового Диониса. Ведь он приходился ее сыну родственником. Если Цезарион останется в Александрии, их нельзя будет изолировать друг от друга. И очевидно, что Цезарион мечтает о встрече с известным воином, не понимая, что великий воин предстанет в образе великого кутилы. Молчание продолжалось, пока Сосиген, прочистив горло, не встал с кресла. – Ваши величества, можно мне сказать? – спросил он. Ответил Цезарион. – Говори, – приказал он. – Молодому фараону сейчас шесть лет, однако он все еще находится во дворце, полном женщин. Только в гимнасии и на ипподроме он вступает в мир мужчин, но они – его подданные. Прежде чем заговорить с ним, они должны пасть ниц перед ним. В этом он не видит ничего странного: он – фараон. Но с приездом Марка Антония у молодого фараона появится шанс общаться с мужчинами, которые не являются его подданными и не будут падать ниц перед ним. Они могут потрепать его волосы, мягко пожурить его, пошутить с ним. Только мужское общество. Фараон Клеопатра, я знаю, почему ты хочешь послать молодого фараона в Мемфис, я понимаю… Клеопатра резко прервала его: – Достаточно, Сосиген! Ты забываешься! Мы закончим этот разговор после того, как мо-лодой фараон покинет комнату, что он и сделает немедленно! – Я не уйду, – сказал Цезарион. |
