|
К тому же она была очень богата, а Фульвия знала своего мужа. Ему просто нужны ее деньги. Так что когда появился управляющий Аттика и доложил что Марк Антоний уже в атрии, Фульвия встряхнулась, чтобы платье хорошо на ней сидело, и побежала по длинному, без рос-коши, коридору туда, где ждал Антоний. – Антоний! О, meum mel, как замечательно снова видеть тебя! – крикнула она с порога. Антоний, занятый разглядыванием великолепной картины, изображавшей Ахилла и его корабли, оглянулся на звук ее голоса. Впоследствии Фульвия не могла вспомнить, что именно произошло, так молниеносны бы-ли его движения. Она только почувствовала оглушительную пощечину, от которой растянулась на полу. Потом он наклонился над ней, схватил за волосы, поднял на ноги и стал наотмашь, от-крытой ладонью хлестать ее по лицу. И это было так же больно, как если бы он бил ее кулаком. Полетели зубы, сломался нос. – Ты, глупая cunnus! – орал он, не переставая бить ее. – Ты глупая, глупая cunnus! Ты ду-маешь, что ты Гай Цезарь? Кровь лилась у нее изо рта, из носа. Она, которая во всеоружии встречала каждый вызов богатой событиями жизни, была беспомощна, уничтожена. Кто-то кричал, должно быть, она са-ма, ибо слуги слетелись со всех сторон, но только взглянули – и убежали. – Идиотка! Проститутка! О чем ты думала, когда пошла войной против Октавиана от моего имени? Когда растрачивала деньги, которые я оставил в Риме, Бононии, Мутине? Когда покупала легионы для таких, как Планк, неспособных их сохранить? Когда жила в военном лагере? Что ты о себе возомнила, если вообразила, что люди вроде Поллиона будут исполнять твои приказы? Приказы женщины! Запугивала моего брата от моего имени! Он идиот! Он всегда был идиотом! И еще раз доказал это, связавшись с женщиной! Ты недостойна даже презрения! Плюнув, он швырнул ее на пол. Не переставая кричать, она уползла, как покалеченное жи-вотное. Слезы теперь текли быстрее, чем кровь. – Антоний, Антоний! Я хотела угодить тебе! Маний сказал, что это тебе понравится! – хрипло кричала она. – Я продолжила твою борьбу в Италии, пока ты был занят на Востоке! Ма-ний сказал! – шамкала она беззубым ртом. Услышав имя Мания, Антоний вдруг почувствовал, что его гнев угас. Маний – ее грек-вольноотпущенник, змея. По правде говоря, пока Антоний не увидел ее, он и не знал, сколько в нем злобы, сколько гнева накопилось в нем за время его путешествия из Эфеса. Вероятно, если бы он следовал первоначальному плану и поплыл прямо из Антиохии в Афины, он не был бы так разгневан. В Эфесе хватало сплетников и кроме Барбатия, и слухи ходили не только о его зиме с Клеопатрой. Некоторые шутили, что в его семье платье носит он, а доспехи – Фульвия. Другие посмеивались, что по крайней мере один человек из рода Антониев развязал войну, пусть даже и женщина. Антоний вынужден был делать вид, что не слышит всего этого, но раздражение его росло. Не помогло ни знание всей истории, рассказанной Планком, ни горе, поглощавшее его, пока он не узнал, что Луций в безопасности и здоров. Их брат Гай был убит в Македонии, и только казнь его убийцы ослабила боль. Он, большой брат, любил их. Любовь к Фульвии ушла навсегда, думал он, с презрением глядя на нее. Глупая, глупая cunnus! Надев доспехи, она публично кастрировала его. – Я хочу, чтобы к утру ты покинула этот дом, – отрезал он, схватив ее за руку и силой уса-див под картиной с Ахиллом. – Пусть Аттик сострадает людям, заслуживающим этого. Я напи-шу ему сегодня, и он не посмеет оскорбить меня, сколько бы денег у него ни было. Ты – позор как жена и как женщина, Фульвия! Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Я немедлен-но пришлю тебе уведомление о разводе. – Но, – рыдая, прошамкала она, – я убежала без денег, без имущества, Марк! Мне нужны деньги на жизнь! – Обратись к своим банкирам. |
