|
Наконец трудное дело было сделано, и в кабинете воцарился мир. Антоний вернулся в кресло и с облегчением вздохнул. – Вина! Хочу вина! – крикнул он, вдруг вскакивая с кресла. – Либон, красного или бело-го? – Спасибо, хорошего крепкого красного. Без воды. Воды я столько видел за последние три рыночных интервала, что мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Антоний усмехнулся. – Я понимаю. Сопровождать мою маму небольшое удовольствие. – Он налил бокал до краев. – Вот, это должно унять боль. Хиосское, десятилетней выдержки. Молчание длилось, пока двое пьяниц с удовольствием поглощали вино, уткнув носы в бо-калы. – Так что же привело тебя в Афины, Либон? – спросил Антоний, прерывая молчание. – И не говори, что это моя мать. – Ты прав. Твоя мать просто удобный предлог. – Не для меня, – прорычал Антоний. – Я хотел бы знать, как ты это делаешь, – весело поинтересовался Либон. – Когда ты про-сто говоришь, у тебя высокий и несильный голос. Но в один миг ты можешь превратить его в низкий горловой рык или рев. – Или вопль. Ты забыл про вопль. И не спрашивай меня, как я это делаю. Я не знаю. Про-сто это происходит. Если хочешь услышать мой вопль, продолжай уклоняться от ответа на мой вопрос. – Э-э, нет, не хочу. Но если мне будет позволено продолжить тему твоей матери, я советую тебе дать ей много денег, чтобы она пробежалась по лучшим магазинам Афин. Сделай так, и ты больше не увидишь и не услышишь ее. – Либон с улыбкой наблюдал за пузырьками вина на краях бокала. – Как только она узнала, что твой брат Луций прощен и послан в Дальнюю Испа-нию с правами проконсула, с ней стало легче иметь дело. – Так почему ты здесь? – снова спросил Антоний. – Секст Помпей посчитал, что нам неплохо бы встретиться. – Правда? С какой же целью? – Образовать союз против Октавиана. Вы двое вместе сделаете кашу из Октавиана. Поджав губы, Антоний отвел глаза. – Союз против Октавиана… Умоляю, скажи мне, Либон, почему я, один из троих назна-ченных сенатом и народом Рима для восстановления республики, должен вступать в союз с че-ловеком, который не лучше пирата? Либон поморщился. – Секст Помпей – губернатор Сицилии в полном соответствии с mos maiorum! Он не счи-тает законным ни триумвират, ни проскрипционный эдикт, по которому он безвинно объявлен вне закона, не говоря уже о лишении его всего имущества и наследства! Его действия на море – это лишь средство убедить сенат и народ Рима, что его осудили несправедливо. Отмените при-говор изгоя, отмените все запреты, и Секст Помпей перестанет быть, э-э, пиратом. – И он думает, что я выступлю в палате с предложением отменить его статус государ-ственного врага и снять все запреты в обмен на его помощь в освобождении Рима от Октавиана? – Именно так, да. – Насколько я понимаю, он предлагает явную войну, и если возможно, завтра же? – Ну-ну, Марк Антоний, все ведь знают, что вы с Октавианом рано или поздно столкне-тесь! А поскольку из вас двоих – Лепида я в счет не беру – ты имеешь imperium maius над девя-тью десятыми Римской империи и контролируешь ее легионы и ее доходы, что еще может слу-читься в результате вашего столкновения, как не полномасштабная война? Более пятидесяти последних лет история Римской республики – это одна гражданская война за другой, и ты дей-ствительно веришь, что Филиппы – это конец последней гражданской войны? – Либон говорил тихо, с невозмутимым лицом. – Секст Помпей устал быть изгоем. Он хочет получить то, что ему полагается, – восстановление его гражданства, разрешение наследовать имущество его отца, Помпея Магна, возврат этого имущества, консульства и права проконсула в Сицилии навсегда. |
