|
Толстое брюхо, засаленный воротничок, неаккуратные усики. Он честно попытался вырваться, поступил на филологический, но никуда не ушел. Поэт из него не получился, учить же в лицее пришлось детей все тех же преуспевающих буржуа. В те годы Леконта сильно смущало, теперь же, когда жизнь кончилась, а началось существование, стало как то все равно. Порою он даже гордился тем, что, в конце концов, скатился в самую настоящую богему. Первый в роду обитатель Монмартра! Жаль, оценить некому, отец погиб на фронте весной 1918 го во время боев за Амьен, мать, дама строгих нравов и почитательница традиций, умерла пять лет назад. Родственников много, но общаться, считай, не с кем. Чужие!
Анри Леконта все это не слишком огорчало. Дни мчались прочь, он – оставался.
2
– Акка Кнебекайзе, Акка Кнебекайзе! В нашей стае завелся мальчишка!.. Так? Нет, у Сельмы Лагерлёф немного иначе. Можно бы в книгу заглянуть, но она осталась в Стокгольме, не забыл, просто в чемодан не влезла. Надо написать квартирному хозяину, чтобы переслал по почте. Но это потом, а сейчас… Листок белой бумаги, густо исписанный с двух сторон. Улика! Во первых, почерк, во вторых, отпечатки пальцев. И бумага редкая, очень дорогая, такую не в каждом кабинете найдешь. Все нужное уже скопировано, значит, бумагу предательницу самое время… Сжечь? Был бы здесь шотландский замок с ненасытным зевом камина, да еще тяжелая кочерга – пепел разворошить. Тот, кто прислал бумагу, как то рассказал, что в Британии авторитет начальника выражается, в том числе, и в размере каминной кочерги. Зигмунд Фрейд! Прав был покойник, прав! Но если не шотландский замок, а маленькая квартирка в ровном, словно спичечный коробок, пятиэтажном доме в стиле Баухауз? Сам Людвиг Мис ван дер Роэ строил, ученик Бруно Таута. С точки зрения нынешних нравов не здания, а срамота – в цвет яичного желтка, и ни одной колонны. Геббельс, прежний гауляйтер Берлина, собирался снести все это неподобство, только не успел. Если бы центр, а то, считай, окраина, район Альт Хоэншёнхаузен. Так и остался дом – до грядущей реконструкции столицы согласно плана, составленного лично фюрером. Выглядит пятиэтажка не по имперски, зато квартиры удобные и сдаются за приличную цену. Среди удобств – газовые печки на три конфорки каждая. Бумагу жечь можно, но не слишком удобно. Не беда! Нет большого камина, обойдемся маленьким. Тяжелая бронзовая пепельница из комиссионного магазина для кремации вполне подходит. Жечь приходится без торопливости, разрывая каждую страницу на три части. Не беда, ночь длинная. Первый лист бумаги, второй… Вот и все, ни почерка, ни отпечатков пальцев. Шпионской науке его никогда не учили, однако и дилетанту понятно: легче всего погореть на связи. Опасность номер два – бдительные соседи, особенно здесь, в столице Рейха. Однако доносов много, целый водопад, поэтому читают все подряд, но проверяют далеко не каждый. Много писем из за границы – повод, а вот свет, горящий в квартире почти целую ночь, пожалуй, и нет. Это в России при царе Петре запрещалось что либо писать, запершись. А если в квартире на третьем этаже живет научный работник, консультант Бранденбургского музея, то включенный свет никого особо не удивит. Ученые – они такие, им положено. …Радиоприемник приходится слушать с немалой осторожностью. Стены в доме желтке не слишком толстые. Чужой рукописи нет, осталась копия, что не так опасно. Случись беда, погорит он один. – В мирное время продержаться можно долго, – объяснил ему человек, назвавшийся Мельником. – У контрразведки нет лишних сотрудников. Энтузиазма тоже нет, работы и так слишком много. Встретились словно истинные шпионы. Акер Брюге, район верфей, свежий ветер с моря, неяркое северное солнце. У него в левой руке – купленный в соседнем киоске журнал, у Мельника – трубка в зубах. |
