Не так давно к Стеттиниусу обратились два эмигранта, Лео Силард и Юджин Вигнер, они то и рассказали про германскую ядерную программу. Фогель тоже ее нащупала, молодец она, Мухоловка! Но наши все равно сомневаются, слишком дорого и накладно. Стеттиниус посоветовал Силарду и Вагнеру составить письмо на имя Президента, причем не от себя, а от кого то более известного публике, хоть от Альберта Эйнштейна. Те обещали, но пока напишут, пока уговорят Альберта, пока ФДР будет думать.
А у поганца Адди, не ефрейтора, а барона, такое оружие уже есть! Пусть не ядерное, но ничуть не слабее. Если даже французское правительство пожадничает, он наведет порядок в Европе сам. Неизвестно, что хуже.
Дьявольский соблазн!
* * *
– Норби! Дай мне еще десять минут. Я у него уже почти выиграла! Испанская партия!..
– Бенар тебе поддается, не обольщайся. Умный он, колобок. Придется нам рискнуть еще раз, двоим в Вашингтоне, может, и поверят. Надо купить хороший фотоаппарат и.
– Колобок – он умный, мы его едва ли обыграем, но рискнуть согласна. Значит, ты меня уже не считаешь предателем и убийцей бедной мисс Виктории?
– Ты меня устраиваешь такая, как ты есть, Анна.
– Хорошо. Если хочешь, называй по имени.
4
Ему приснилось давно забытое ощущение счастья. Поздний зимний вечер, теплый огонь фонарей, хрустящий под ногами снег. Двое идут по улице, рука в руке, румянец на щеках девушки, ее отороченная светлым мехом шубка, букет цветов – и пистолет под модным, недавно купленным пальто у парня. Сразу не заметить, но от опытного глаза не укрыться.
В тот вечер он твердо решил – не стрелять.
Голоса – давним, еле различимым эхом. Ее еще можно понять, а вот его уже не услышать. Вместо слов – шелест, словно снежинки бьются о железо.
– Зачем ты появился, Антон? До тебя – и без тебя! – все было просто и понятно. Ты. Ты же прекрасно понимаешь, что вместе нам никогда не быть, зачем мучить друг друга? Отец уже что то подозревает, а я не хочу его волновать. Скоро война, он даже ночует в штабе.
Шелест ответ не так и важен. Он не станет стрелять, это главное.
– Иногда мне кажется, Антон, что ты совсем мальчишка, наивный, доверчивый, ничего не понимающий. А иногда ты меня пугаешь, смотришь так, словно ты – ровесник отца. Я. Я хочу жить спокойно, как в надежном курьерском поезде, от станции к станции. А ты – люкс торпеда, тебе даже рельсов не надо. Не могу! Больше нам не стоит видеться. Неужели не понимаешь? Есть такое слово – долг.
Ему, конечно, горько. Девушку ждет авто, сейчас шофер откроет дверцу, зарычит мотор, и все будет как у русского поэта Вейнберга, титулярного советника, полюбившего дочь тамбовского губернатора. Но он все равно счастлив. Пусть Ядзя садится в свой курьерский. Стрелять он не будет, а если придется отвечать, ответит.
Постучали в дверь. Антек открыл глаза, но сон ушел не сразу. Еще несколько мгновений бывший гимназист слышал скрип снега, видел желтый отсвет фонарей, слышал ее голос. Потом проснулся окончательно и очень удивился. Ядзя? Ядвига Сокольницкая, эта манерная панна? Что парень из сна в ней нашел?
Дверь рывком отворилась.
– Эй, секретный! – в уши ударил голос сержанта. – Подъем! Пан майор общий сбор объявил. Вставайте, пан Земоловский, сорок секунд, время пошло.
* * *
Внутри торпеды засветились огни, негромко загудел мотор, корпус еле заметно задрожал. Аппарат UGB 3 ожил.
– Неужто сквозь землю может? – недоверчиво проговорил сержант. – Не е, я без приказа на таком не поеду. Это даже не аэроплан, это какой то холерный крот!
Как зовут его новых спутников, бывший гимназист даже не стал запоминать – слишком многих пронесла мимо него беспощадная река. |