От всех остальных Анна скроется. Но не от меня.

* * *

– Анна! Когда мы отсюда выберемся, ты должна исчезнуть – сразу, никого не предупреждая. Не откликайся ни на какие вызовы, не встречайся ни с кем из старых знакомых. И не верь никому, даже мне.

– Исчезну. Но почему «даже»?

6

Знакомая просека ничуть не изменилась. Тот же столб с цифрой «4», те же поваленные деревья. Несколько дней назад он вел по ней отряд Орловского, теперь вернулся, единственный из всех. Вода невидимой реки плеснула в лицо, рассыпаясь прозрачными брызгами.

Антек обернулся.

– Здесь! Но я бы из леса не выходил.

Главный Янки буркнул нечто непонятное, вроде как, не учи ученого, и взялся за профессора. Отозвал в сторону, что то принялся объяснять. Говорил по французски, но слово «такси» в переводе не нуждалось. Господин Бенар закивал, склонился над своим чемоданчиком.

Антек ничуть не удивился. Американцы – они такие, не только в лесу, посреди Сахары в такси разъезжают. Кто то из земляков всерьез уверял, будто в Америке улицы золотом мостят.

Кто? Когда? Память молчала.

Подошла фройляйн Фогель, взглянула странно, достала пачку сигарет с цыганкой на картинке.

– Вредная привычка, – пояснила. – Поздно начала, а бросить не могу.

Теперь она была совсем не такая, как в стреляющем лесу, словно постарев сразу лет на пять. Щелкнула зажигалкой, затянулась, потом присела на траву. Кивнула. Бывший гимназист понял и пристроился рядом. Успел подумать, что пороховой дым хоть и гадкий, но все же не такой, как табачный, когда девушка внезапно повернулась.

– Тебе как, сразу или вежливо и с подходом?

Снова на «ты», как будто они в бою.

– Как хотите, фройляйн. Знаете, что пнем по сове, что совой по пню.

– Тебе осталось жить меньше месяца. Профессор Бенар посмотрел результаты анализов. То, что дела плохи, ты, по моему, и сам чувствуешь.

Меньше месяца. Срок почему то успокоил. Хоть какая то ясность.

– Чувствую, конечно. Ни себя не помню, ни жизни своей. Фамилию лишь недавно узнал, и то от контрразведки.

– В самом деле? – она, кажется, удивилась. – Ты же, Антек, еще совсем мальчишка! Отмолчаться? А зачем?

– Чтобы удавить человека шелковым шнурком, сил хватит. И чтобы застрелить, и чтобы бомбу подложить. Знаете, фройляйн Фогель, я даже рад, что почти все забыл. Жизнь, что после контузии началась, вроде как и не жизнь вовсе, но прожил я честно – и ничего не стыжусь. Пусть так и дальше будет – до самого конца.

Девушка покачала головой.

– Нельзя! Если шанс есть, надо бороться. Тебе нужна операция, очень сложная и дорогая. Деньги мы найдем.

Антек, невольно обернувшись, скользнул взглядом по деловитому Янки, что то обсуждавшему с профессором. У того в руках – странный прибор, вроде как дощечка, но с экраном.

– Не его деньги, – поняла его фройляйн. – Я бы у господина Корда и сама бы медяка не взяла.

Сказала так, что Антеку стало не по себе. Странное дело, всю дорогу они с Янки рядом шли.

– Трусость – самый страшный порок, Антек! Когда то я знала парня, который ничем мне не был обязан. Я за ним шпионила и чуть не погубила, а он из за меня едва войну не начал. Смеяться будешь, тектоническим оружием, таким же, как на «Плутоне 1».