24

    Незадолго до полудня большая машина резко притормозила и свернула с Московского шоссе к военно-воздушной базе в Жуковском. Мрачный Феликс Суворин удержался на заднем сиденье, вцепившись в поручень. У контрольно-пропускного пункта поджидал джип. Как только поднялся шлагбаум, джип тронулся, блеснув включенными габаритными огнями, и они двинулись за ним вдоль боковой стены здания аэровокзала, проехали ворота в чугунном ограждении и оказались на бетонном поле.

    Маленький серый самолет, винтовой, шестиместный, как он и просил, заправляли топливом. За самолетом выстроились в ряд темно-зеленые военные вертолеты с поникшими роторами, возле них стоял большой «зил».

    Так, подумал Суворин, кое-что пока еще работает.

    Он запихнул свои записи в портфель и пулей помчался под дождем и ветром к «зилу»; водитель Арсеньева уже открывал ему заднюю дверцу.

    — Ну? — прозвучал нетерпеливый голос из теплой кабины.

    — Ну... — сказал Суворин, усаживаясь рядом с Арсеньевым, — это не то, что мы думали. Спасибо за самолет.

    — Подождите в другой машине, — бросил Арсеньев шоферу.

    — Слушаюсь, товарищ полковник.

    — Что именно не то и кто что думал? — спросил Арсеньев, когда дверца за шофером захлопнулась. — Между прочим, здравствуйте.

    — Доброе утро, Юрий Семенович. Тетрадь. Все считали, что там записи Сталина. На самом деле это оказался дневник, который вела девушка — прислуга Сталина, Анна Михайловна Сафонова. Он выписал ее из Архангельска для обслуживания летом 1951 года, примерно за полтора года до смерти.

    Арсеньев заморгал от неожиданности.

    — Вот как? И Берия это выкрал?

    — Да. Дневник и какие-то бумаги, имеющие отношение к ней, скорее всего.

    Арсеньев удивленно смотрел на Суворина, а затем начал смеяться. И облегченно покачал головой.

    — Ну, вашу мать! Этот старый мерзавец спал со своей прислугой? В этом все дело?

    — Очевидно, так.

    — Этому нет цены. Это просто замечательно! — Арсеньев стукнул по спинке переднего сиденья. — Как бы я хотел при этом присутствовать! Увидеть выражение лица Мамонтова, когда он узнает, что завещание великого Сталина — всего лишь отчет прислуги о том, как она спала с великим вождем! — Он взглянул на Суворина, его полные щеки раскраснелись от восторга, в глазах блеснули искры. — Что с вами, Феликс? Только не говорите мне, что вы не видите в этом ничего смешного. — Он перестал смеяться. — В чем же дело? Вы уверены, что это так, а не иначе?

    — Вполне уверен, товарищ полковник. Все это со слов женщины, которую мы задержали вчера ночью, Зинаиды Рапава. Она прочитала этот дневник вчера днем — отец припрятал его для нее. Не могу себе представить, что она выдумала такую историю. Это превосходит всякое воображение.

    — Верно, согласен. Так почему же вы невеселы? И где теперь эта тетрадь?

    — В этом-то и состоит первое затруднение, — неуверенно сказал Суворин. Ему было неприятно портить хорошее настроение собеседника. — Поэтому я и хотел поговорить с вами. Похоже, она показала тетрадь английскому историку Келсо. По ее словам, он забрал тетрадь.

    — Забрал?

    — В Архангельск.