Пошатываясь, я зашагал прочь от двери.

– Кэл! – закричала она приглушенным стеклом голосом. – Постой!

Не обращая внимания на ее вопли, я покачал головой и пошел дальше по улице.

– Кэл! – еще тише прозвучало сзади.

Коты безмятежно наблюдали за происходящим и, судя по всему, не испытывали никакого беспокойства. Тем не менее их настойчивые взгляды удерживали меня от того, чтобы броситься бежать. Была в их глазах какая‑то скрытая угроза, наводившая на мысль, что, стоит мне нарушить уличное спокойствие, они превратятся в злобную орду и набросятся на меня. Поэтому я медленно шел, ощущая на себе взгляды их глаз, отблескивающих красным. Через два квартала я добрался до Флэтбуш‑авеню – обычная оживленная улица, и, главное, никаких котов. Я вскинул дрожащую руку, поймал такси и поехал на Манхэттен.

Где‑ то посреди моста зазвонил мой телефон. Это оказалась Шринк.

– Малыш, нам нужно поговорить.

– Не называйте меня Малышом!

На другом конце возникла долгая пауза, очевидно, эти слова удивили Шринк не меньше, чем меня самого.

– Если… не возражаете, – запинаясь, добавил я.

– Конечно… Кэл. Я нахмурился.

– Постойте‑ка. Вы вроде бы не пользуетесь телефонами.

– Вообще‑то нет, но мир меняется, Кэл. И приходится приспосабливаться.

Мне захотелось напомнить ей, что телефоны существуют с 1881 года – было время приспособиться, – но потом до меня дошел смысл ее слов.

– Мир меняется? – хрипло повторил я.

– А ты не заметил?

– М‑м‑м… Я бы выразился иначе. Вокруг происходит нечто странное, и у меня возникло чувство, будто никто не считает нужным держать меня в курсе.

– Ну, возможно, ты прав. И мы обошлись с тобой несправедливо.

Начался спуск с моста к Чайна‑тауну, машина поехала медленнее. На несколько мгновений в телефоне послышался треск, и разговор прервался. Впереди, как обычно по рабочим дням, пространство было запружено пешеходами, все на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Превосходный потенциальный рассадник инфекции и внезапного, вырвавшегося из‑под контроля насилия.

Когда треск стих, я сказал:

– И вы собираетесь рассказать мне, что происходит?

– Конечно. Я, кстати, всегда хотела, чтобы ты понимал, что происходит. Я всегда доверяла тебе, Кэл. Но, видишь ли, ты такой молодой по сравнению с нами, остальными.

– С остальными из Ночного Дозора?

– Я имею в виду не Дозор, Кэл, а носителей, со всеми этими столетиями у нас за спиной. И тех, кто принадлежит к старинным родам. Кое‑кто полагает, что ты неспособен понять, как именно происходят изменения. – Она вздохнула. – Боюсь, мы обращались с тобой в большой степени как с человеком.

– М‑м‑м, я им и был, когда проверялся в последний раз.

Шринк рассмеялась.

– Нет, Кэл, ты один из нас.

Я застонал, меньше всего мне сейчас хотелось ввязываться в туманный семантический спор.

– А вы не можете просто объяснить мне, что происходит?

– Пусть она объяснит.

– Кто это «она»?

– Просто езжай, куда едешь. Не беспокойся, она будет там.

Щелк. Шринк отключилась.

Каким образом Шринк узнала, куда я еду? Не прослушивает же офис Мэра мой телефон? Чушь какая‑то. Для них это слишком высокотехнологичный способ действий. Потом я вспомнил, как Корнелиус сидел у двери и выл. Он чувствовал запах Морганы, а это означает, что Моргана, возможно, слышала мой разговор с Ласи. Я проиграл его в уме… Заведение Боба на углу Бродвея и 11‑й, вот что я сказал. Она будет ждать? Но кто эта «она»?

Я набрал на телефоне номер Ласи, однако ответа не было.