– Скорее всего, не слишком серьезно. Вы же знаете, как это бывает с котами.

Поездка в Бруклин на такси оказалась самым неприятным в моей жизни способом истратить двадцать долларов. Мы мчались по Уильямсбергскому мосту, и, глядя в окно, я спрашивал себя, не сошел ли с ума. Неужели возможно, чтобы Корнелиус заразился от меня?

Старый кот никогда не кусал меня, а в последний год даже не царапал.

«Передается по воздуху», – сказала доктор Крыса.

Это, скорее всего, чушь. Заболевания, которые передаются через телесные жидкости, не могут внезапно начать передаваться по воздуху, иначе все мы умирали бы от болезни Эбола, и заболевали бы бешенством, просто прогулявшись в лесу, и все были бы носителями ВИЧ…

Конечно, заболевания меняются. Эволюция никогда не дремлет. Однако мой штамм не мог быть совсем новеньким, с иголочки, – для этого он достиг слишком высокой стадии развития. Он инфицировал котов, превращал человеческие жертвы в поклоняющихся котам носителей, делал их более разумными и хитрыми инфернами. Адаптация во всей своей полноте.

И эти древние легенды о котах, ворующих дыхание… истории семисотлетней давности. Если штамм существует уже на протяжении семисот лет, где же он прятался? Потом я вспомнил бледных крыс, похороненных глубоко под поверхностью земли – до тех пор, пока из‑за прокладки туннеля подземки они не получили доступ наверх. Возможно ли, чтобы они существовали во тьме на протяжении столетий, сохраняя в неприкосновенности древний штамм? А эта тварь, мерзкий запах которой я там ощущал, хотя так ее и не увидел? Какое отношение к тому подземному созданию имеет затаившийся во мраке штамм паразита?

Поездка продолжалась целую вечность, мои потные ладони оставляли следы на виниловых сиденьях, солнечный свет вспыхивал в промежутках между опорами моста, счетчик такси тикал, словно бомба замедленного действия, воспоминание, которое обрушилось на меня в офисе доктора Крысы, снова и снова прокручивалось в голове. Голос Ласи, говорящий: «Конечно, здесь нет моих вещей, и тащиться приходится из Бруклина, и на мне всю ночь лежал толстозадый кот. Но в остальном это, типа… приятно».

– Да. Ничего не скажешь, приятно, – снова прошептал я.

По дороге домой я купил в долларовом магазине[16] фонарик.

– Эй, кис‑кис! – позвал я, едва открыв дверь. – Время ням‑ням.

Сначала я не услышал ничего и подумал, а вдруг Корнелиус каким‑то образом вычислил, что я знаю его секрет, и сбежал от меня в широкий мир. Однако потом он вышел из ванной. Я включил фонарик и посветил прямо ему в глаза…

Они вспыхнули кроваво‑красным. Он замигал и вздернул голову.

Я рухнул на пол, выронив фонарик. Кроме всех моих подружек я заразил еще и собственного кота. Как сильно он болен?

– Ох, Корни… Он замяукал.

Ведь целый год прошел, как я до сих пор не разглядел его глаз? Конечно, с моим ночным видением я почти никогда не включал света. Корнелиус подошел, положил голову мне на колени и негромко мяукнул. Я погладил его, и он довольно замурлыкал.

– И давно? – вслух спросил я.

Скорее всего, большую часть последнего года. Корнелиус всегда спал со мной на футоне. И не сосчитать, сколько раз, проснувшись, я обнаруживал его у себя на груди, обдающим меня запахом кошачьего корма. Может, он заразился еще до того, как я обнаружил изменения в самом себе. Может, и Сара заразилась через него. Она всегда жаловалась по утрам, что его вес давит ей на мочевой пузырь. Может, секс тут вообще ни при чем. Может, она его инферн, не мой. Может, Ласи уже… Я встал и покормил Корнелиуса, действуя на автопилоте и безуспешно сражаясь с паникой. В конце концов, Ласи провела здесь всего одну ночь.