Когда их начальники погибли, около пятнадцати полицейских и жандармов охватила паника. Небольшая группа ФТП отступила, захватив девять револьверов и интересные документы, найденные в комиссариате.

Полицейские. продавшиеся бошам, которые арестовывают и пытают патриотов, должны знать, что за примером Бёври последуют другие».

Я уверен, что ни один «вольный стрелок» или партизан не читал эту статью с такой радостью или с чувством удовлетворенной жажды мести, как полицейский инспектор Леру.

* * *

Другая мука Леру — его неспособность помочь всем товарищам из сопротивления, с кем его сводит долг службы. Девушкам-голлисткам, которых бросают в камеры к самым отъявленным проституткам, воровкам, убийцам; замечательным патриотам, избранным офицерам, которых содержат вместе с уголовниками и обращаются аналогично; молодым ребятам. которые были сильны и храбры, превращенным голодом и болезнями в развалины, сходящим с ума в камерах… Людям, которых по простому запросу немцев депортируют, пытают, расстреливают. И все из них смотрят на Леру с подозрением, с отвращением. Но ему приходится ждать наших приказов, и он может устроить побег только одному узнику из ста. И при этом он должен внешне вести себя абсолютно лояльно и быть как можно менее заметным. Теперь его прикрепили к Гестапо. На этом посту он нам очень нужен.

* * *

Время от времени усилия Леру вознаграждаются. Например, он только что прослушал двухчасовую немецкую лекцию о способах поиска и предотвращения высадок парашютистов. Ну вот, сегодня ночью он выезжает, чтобы принять нескольких парашютистов. Полицейская машина вернется с британскими грузами.

* * *

Вдову Феликса и маленькую Мадлен перевели в номер 87. Там их полностью раздели. Мужчина и женщина из Гестапо (семейная пара, как говорят) допрашивали их, втыкая раскаленные булавки в живот и под ногти. Еще вдова Феликса и Мадлен подверглись пыткой бормашиной, которая бурила их десны вплоть до челюстной кости. Они ничего не выдали. В перерывах между пытками они пели «Марсельезу». Эта сцена, которая кажется взятой из абсурдной мелодрамы самого низкого уровня, отражена в официальном немецком отчете. Леру передал мне его копии. Он также проинформировал меня, что обе женщины поклялись молчать.

* * *

На Матильду эта история произвела ужасающее впечатление. Ее лицо буквально почернело. Она бесконечно повторяет:

— Если я не вытащу Мадлен из тюрьмы, Бон мне этого никогда не простит. Мысль, что она убедила Огюстину разрешить своей дочери участвовать в Сопротивлении, гложет душу Матильды. О вдове Феликса она не думает. Ее преследует образ девушки. Она в том же возрасте, что и старшая дочь Матильды, чьи нежные правильные черты я видел на фотографии.

* * *

Один из моих друзей уехал в Лондон. Немцы ворвались в его дом, чтобы провести расследование. Они хотели узнать, где он. Они схватили его одиннадцатилетнего сына под предлогом, что тот распространял в школе голлистскую пропаганду. Его поставили к белой стене и направили прямо в глаза очень мощный прожектор. Его допрашивали целую ночь о месте пребывания отца. Всю ночь ребенок повторял одну и ту же сказку. Его отец, мол, познакомился с другой женщиной, и поэтому его родители постоянно ссорились. Мать выгнала отца из дома. — Возможно, из-за этих ссор меня плохо воспитали, и я говорил плохие вещи в школе, — говорил мальчик, стоя у белой стены.

* * *

Матильда совершила безумный поступок.