– Мы пошли, – сказала я, стараясь не думать о том, откуда он так много знает. – Не провожайте.

– Забавно: тот, кого считали продажным, оказался неподкупным. Жаль. В бескорыстии есть что-то от глупости – я думал, ты поумнее, но люди часто разочаровывают.

Двери заперты, ну ничего, перехожу к плану выбраться из окна на лестницу. И тут Гудвин нанес удар, которого я не ожидала.

– Знаешь, Антон, а я ждал, когда ты меня найдешь. Но как же много времени это заняло!

Антон медленно перевел взгляд в направлении звука.

– Ты так испугался тогда, пятнадцать лет назад, мальчик из сада Сен-Жермен. Даже не смог описать мою внешность тем, кто приехал тебя забрать. Я припугнул тебя, но, признаться, думал, ты все равно меня выдашь. Приятно иметь дело с трусом.

– Я не описал им твою внешность, потому что сам хотел тебя найти, – процедил Антон.

Он сжал подлокотники кресла, – похоже, чтобы не вскочить и не начать снова бить стены.

– Идем, – умоляюще сказала я, но Антон покачал головой, не отводя взгляд от гобелена, со стороны которого раздавался голос.

– Конечно, утешай себя этим. Но мы-то оба знаем, Антош. Я много лет наблюдал за тобой, ты даже свой дар не смог приручить. Трусливый Лев в нашей сказке – это ты. То ли дело наша Таня! Когда уронит в речку мячик, она лезет его доставать, вместо того чтобы громко плакать. Неужели ты думаешь, ей понадобилось бы пятнадцать лет, чтобы до меня добраться? Кстати, даже сейчас ты тут благодаря ей.

Я встала поближе к креслу Антона, чтобы он вспомнил: мы команда. Гудвин льстит мне, чтобы нас поссорить, – приемчик, который не стоит принимать близко к сердцу.

– Все не так. Я и раньше пытался сюда пробраться, – выдавил Антон.

– Значит, плохо пытался. Уверен, Таня бы справилась.

– Антон, это дешевый трюк, – прошептала я, но он повернулся ко мне с таким искренним гневом, что я замерла.

– Заткнись, – прошептал он, глядя мне прямо в глаза.

Мои челюсти будто склеило пластилином, и я почувствовала огромную обиду – Антон ведь знает, что делает. Вот уж от кого я не ожидала предательства.

– Ну что ж, трусливый львенок, – продолжал Гудвин, которому, похоже, все это искренне нравилось. – У тебя ведь много и хороших качеств: ты преданный, целеустремленный. Мне жаль, что ты так уныло проводишь жизнь. Если ты наконец-то пришел, чтобы я дал тебе храбрость, я это сделаю. Прими мой подарок.

Сомневаться не приходилось: подарки Гудвина – из тех, которые стоит сразу выбросить или передарить очень дальним родственникам. Но Антон слушал.

– Дело в том, что я знаю кое-что очень важное, самый главный секрет нашего города, – весело продолжал Гудвин. – Я знаю, куда ведут двери. Знаю, как они устроены. За ними – не смерть. Послушать Пашу, так мы все тут уже мертвы, а те, кто проваливаются за двери, становятся еще мертвее. Меня умиляет, как Паша годами держится за свою идею фикс, но я в выигрыше: так он не видит смысла хоть что-то менять. Пессимизм его погубит. Быть добрым, но слабым – сочетание хуже некуда.

Гудвин помолчал, наслаждаясь эффектом. В комнате понемногу светлело. Приближалось утро, и в его сером свете Антон выглядел очень бледным. Я чувствовала, как бешено колотится сердце, и старалась дышать потише, чтобы никто не узнал, что мне страшно.

– Ты ошиблась, Таня, я не блефовал. Было трогательно слушать, как ты принимаешь факт своей смерти, но побереги это смирение до далекой старости.