Сразу три голоса слились в хоре:

    -  Что-что?!

    -  Какое нападение?!

    -  И ты мне ничего не сказал?!

    Робби переждал шум и ответил сначала Никки:

    -  Извини, пожалуйста, но ты никогда не спрашивала прямо, а сам я счёл эту информацию разрушительной для твоей психики в условиях подобной изоляции.

    Бенина удивлённо подняла брови и машинально кивнула.

    -  На корабле есть множество доказательств нападения, - сказал Робби. - Практически вся электроника корабля в критический и точно рассчитанный момент времени была выведена из строя электромагнитным выстрелом. Боевые поля вызвали сверхсильные токи и массовые короткие замыкания в электрических цепях. Корабль оказался полностью парализован и разбился об астероид. Можете убедиться сами: начинка большинства микросхемных блоков расплавлена или повреждена. Я еле собрал из остатков слабенький SOS-передатчик.

    -  Кто… это сделал? - Никки опустилась на стул, и её синие глаза потемнели от давней боли.

    -  Не знаю… - ответил всезнающий Робби.

    Бенина с тревогой смотрела на девочку. Лицо Никки побледнело и покрылось испариной. Бенина не знала, что в этот момент острая боль пронзила шею девочки, а её ноги стали неметь. Так всегда случалось, когда прошлое дотягивалось до Никки.

    Робби уверял её, что это лишь фантомная боль. Робби - хороший друг, но он так и не понял своей электронной головой, что человек живёт в мире иллюзий, которые реальнее реальности.

    Любой ребёнок пребывает в непоколебимом и наивном убеждении, что родители всегда будут рядом с ним, ласковые и заботливые. Слишком ранняя потеря иллюзий может так ранить душу, что даже воспоминания будут причинять невыносимую боль - да-да, конечно, фантомную, но всё равно пронзительную, сбивающую с ног.

    Через некоторое время девочка пришла в себя и даже подала гостям свежезаваренный чай. Кажется, он не привёл их в восторг, но это была последняя её заварка - сама девочка не пила чая уже года два.

    Патрик встал из-за стола и отправился на осмотр корабля, обшаривая все углы своей коллекцией анализаторов. Никки всё ещё находилась в полушоковом состоянии от прилёта гостей и от драматического сообщения Робби, но по-прежнему старалась играть роль гостеприимной хозяйки - и где только научилась подобной светскости? Девочка показывала Бенине, как она тут хорошо устроилась, хвасталась оранжереей, розами и прудом с форелью. Бенина не подавала виду и даже вежливо восторгалась, но позже почти в истерике рассказывала лейтенанту Дику, с которым была на дружеской ноге:

    -  Десять лет без родителей и взрослых! Никакой медицинской помощи… О боги! Она молочные зубы дёргала себе сама!.. Волосы не стрижёт, а пилит каким-то жутким резаком, непонятно, как голову себе не отрезала… Отслеживаются периоды серьёзного голодания… все руки в шрамах и мозолях! А эти живые цветы перед заклиненной дверью рубки! Провести всю жизнь возле могилы родителей… Ни школы, ни подруг… Я, взрослая, - с ума бы сошла! А она, поразительно, - весёлая, как жаворонок!

    И вот вещи Никки упакованы в два больших кофра, и возле шлюза собралась группа людей: Патрик, Бенина, Никки, сам лейтенант Дик, не усидевший в командирском кресле, и ещё один корабельный врач - глава крейсерного медотсека.

    -  Ты уверена, что твоих родителей нужно оставить на корабле? - осторожно спросил у девочки лейтенант в скафандре с откинутым шлемом. - Мы могли бы попробовать откопать рубку снаружи или вскрыть дверь изнутри…

    -  Что вы собираетесь делать со «Стрейнджером»? - в ответ спросила Никки.