— Что так? — удивился Севастьян. — Мельница тебя всю жизнь кормить будет, и жену, и детей. Нашей работой не бросаются, её у Бога просят.

— Я жду слова от Твёрдышева, — объяснил Максим.

— Вот как! — удивился Севастьян. — Да ты не так прост, раз с Твёрдышевым знаешься.

До обеда Максим трудился над жерновом, затем лёг под деревом и задремал. Разбудил его громкий крик.

— Максим! Где ты спрятался? — шумел Ермолай.

— Тут я. Что надо?

— Поспешай! Тебя Степан Ерофеич кличет!

Твёрдышев с Андреевым стояли возле двора мельника. Рядом с ними переминались с ноги на ногу двое парней, а к коновязи было привязаны несколько коней, среди них и Соловый.

— Беда, Степан Ерофеич, что у меня все люди в разгоне! — сказал Андреев. — Вот только этих двое, да мой Ермолайка и пришлый Максим.

— Управлюсь и этими, — промолвил Твёрдышев. — На струге есть люди. Им только лодка нужна.

Степан Ерофеевич был встревожен. Только что прибежал его человек, отправленный им ранней весной в Астрахань, и поведал, что струг с рыбой и другими товарами в десяти верстах от Синбирска посажен на мель, и бурлацкая ватага не в силах его стронуть с места.

Завидев Ермолая, за которым, уцепившись рукой за седло, бежал Максим, мельник крикнул своим парням, чтоб те садились на коней, и отвязал от коновязи Солового.

— Поспешай за Степаном Ерофеичем, — сказал он Максиму. — Делай всё, что он велит.

Твёрдышев с парнями скоро домчались до пристани, где их поджидал Савва возле большой, на четыре весла, лодки.

— Ты, Савва, зачем здесь? — недовольно спросил Степан Ерофеевич. — Я тебя не гребцом взял, а переписчиком.

— Потаповна сюда прогнала. Еоворит, у хозяина беда, а ты в стороне.

— Покоя мне с ней нет, — вздохнул Твёрдышев. — Так и норовит всем распоряжаться. Ты, Савва, возьми коней и отведи их на гору.

Монах с опаской посмотрел на лошадей, управляться с ними он не умел.

— Как же я их поведу? Их вон сколько!

— Тогда жди нас на пристани, — решил Степан Ерофеевич. — И гляди, чтобы у тебя их не увели.

Его люди были уже в лодке. Твёрдышев сел на корму, Ермолай веслом оттолкнулся от пристани, и весла в руках дюжих парней запенили воду. Люди, бывшие на пристани, глядели вслед лодки и гадали, куда это именитый купец Степан Ерофеевич отправился по Волге в большой спешке и сильной тревоге.

4

Поначалу Максим никак не мог совладать с веслом, грёб не в лад, захватывал воду то глубоко, то мелко, и получил от парней, что сидели за ним, несколько крепких тумаков по спине. Это помогло, и скоро он стал наравне с другими махать-помахивать весельцем и поглядывать по сторонам. А смотреть было на что, когда лодка вышла в коренное русло, а над ней захлопал дерюжный парус и можно было бросить весло, вокруг распростёрлась такая ширь, что от этого затрепетала душа, будто почувствовала, что именно здесь, между волжских берегов, на островах, заводях, плесах и находится её прародина, которую она наконец-то узрела и ощутила.

Но, кажется, попутчики Максима не испытывали подобного ликования, андреевские работники о чём-то перешептывались и похохатывали, Ермолай смотрел за парусом, а Степан Ерофеевич был мрачен, ведь могла сорваться его торговая затея — опередить соперников и первым явить на нижегородском торге низовые товары — рыбу свежего посола и икру, камку, бархат, сафьян и другие персианские редкости. Именно на то он и рассчитывал, посылая струг на Низ прошлой осенью перед ледоставом.