Изменить размер шрифта - +

– Правда?

Он пролистал один из своих альбомов, отбросил, взялся за другой.

– Вот, – открыл и протянул ей.

– Боже, ну и чудовище! – воскликнула Золушка. – Так ты говоришь, ростом они были за двадцать футов?

– Скорее, за пятнадцать, – ответил ван Винкль и протянул руку к альбому. – Позволь взглянуть? – Она передала ему альбом, он посмотрел на рисунок, повернулся к Маленькому Майку. – Это коразем! – В голосе слышалось безмерное удивление.

– Естественно.

– Но их уже пять тысяч лет как истребили. Каким образом тебе удалось узнать, как они выглядели?

– В молодости, когда я перебивался с хлеба на воду, я взял заказ на создание шести марок для почтового ведомства Пепони. На одной они хотели изобразить коразема. И прислали мне старые голографии и изображения.

– Ты все нарисовал правильно, за исключением глаз, – оценил работу Маленького Майка ван Винкль.

– Я и не знал, как выглядели его глаза, пока не услышал твою историю, – ответил Майк. – За пять тысяч лет голографии становятся на удивление блеклыми и нечеткими.

– Так ты художник.

– Самый лучший, – ответил Маленький Майк.

– Еще и скромный, – вставил Могильщик Гейнс.

– Ложная скромность мне претит. Ты слышал о «Моне Лизе»?

– Да. Висит где‑то на Делуросе VIII.

– Чушь собачья. Оригинал украли лет тридцать тому назад. А в музее выставлена моя копия. И «Пикника на Пирхоте IV» Мориты.

– Тоже твоя работа?

– Само собой. – Маленький Майк самодовольно улыбнулся. – А когда они перевозили Сикстинскую капеллу на Альфу Прего III и потеряли полдюжины потолочных панелей, кого, по‑твоему, они наняли, чтобы разрисовать белые пятна?

– Согласен, это впечатляет, – кивнул Могильщик.

– Понятное дело, – не стал спорить с ним Маленький Майк.

– Но как вышло, что я никогда не слышал о тебе, если ты такой мастер?

– Да нет, ты, конечно обо мне слышал. Маленький Майк – это для друзей. А мое полное имя – Микеланджело Гоген Рембрандт Ван Гог Рокуэлл Пикассо. – Он выдержал паузу. – Но лучшие свои работы я пишу инкогнито.

– А с чего это художнику не подписывать свои работы?

– На то есть причины.

– Может, раскроешь их нам? – настаивал Гейнс.

Маленький Майк отхлебнул из бутылки.

– Конечно, почему нет?

 

ВЕЛИЧАЙШАЯ КАРТИНА ВСЕХ ВРЕМЕН

 

Прежде всего вы должны понимать (начал Маленький Майк), что не каждое произведение искусства – оригинал. Я заработал больше денег, копируя старых мастеров для частных коллекционеров и музеев, которые не хотели признаваться в том, что оригиналы украдены или истлели, чем продавая собственные картины, хотя и они уходили за приличные деньги.

Странно, конечно, но это так. Я заработал миллионы на моих копиях «Трех фаций», «Настойчивости памяти», обложек трех номеров «Сэтедей ивнинг пост», а вот за свои работы, за одним исключением, о котором я собираюсь вам рассказать, я не получал больше пяти тысяч кредиток. И заплатил мне их Томагавк за портрет Шестиглазой Салли, который висит над стойкой его бара. Теперь‑то я понимаю, что следовало просить по тысяче на глаз.

Это дилемма, с которой сталкивается каждый талант: мир, в моем случае галактика, еще не готов нас признать. Не созрел. Мы обгоняем свое время. Вспомните бедного Ван Гога. Человек умер, не продав ни одной своей картины.

Быстрый переход