|
Опустив ладони в озеро, она попила, потом сорвала лепесток солнцецвета и с любовью разжевала его, обняла оказавшийся рядом koost, высотой в рост мужчины, и спрятала лицо в его листьях… наконец вернулась к нему.
– Ты действительно пытаешься сделаться частью всего этого, так? – Он едва сумел обрести голос.
– Нет, не пытаюсь, я и есть часть этого великолепия, – рука ее скользнула от звезд к воде, указала на лес. – И ты тоже, Дэн. И все вокруг. Почему люди не умеют этого ощущать?
– Должно быть, потому, что мы не умеем быть такими, как ты. Когда‑то ты сказала мне, что в тебе, наверное, течет кровь фей. Тогда я решил, что это просто красивое слово. Но сегодня не знаю, что и сказать.
Она поглядела перед собой.
– Я сама удивляюсь себе.
– В самом деле? Ну что ж, даже я, старый агностик, почти могу поверить в это.
– Ах нет, я не о мистике. Я не возьму ничьей метафизики, даже у Йитса. – Она поглядела вверх. – И все же – это странный космос, много более странный, чем мы полагаем… разве не так, мое счастье?
Он кивнул:
– Хотя бы своим размером. Я все пытался представить себе световой год… один‑единственный световой год, но, конечно, так и не смог этого сделать. Потом я попробовал представить себе атом и не сумел разглядеть подобную малость. Потом волновая механика. Фоновое излучение, оставшееся от Начала. Вечное расширение Вселенной – куда, к каким пределам? Черные дыры! Квазары! Т‑машины! Иные! – И, помолчав, прикоснулся к ней. – Но, по‑моему, в тебе скрыта особая тайна.
– А знаешь, мама рассказывала мне странную историю, а она была доброй католичкой.
– Ты хочешь теперь рассказать ее мне? – Прямо сейчас?.. Но я не знаю, как это сделать. По сути дела это и не рассказ. В нем нет ничего такого, что могло случиться в действительности, или же оказаться ложью. Нет, дело было в том, что об этом говорила она сама, в том мгновении и манере, которые она выбрала. А ты действительно хочешь узнать эту историю?
Он покрепче прижал ее к себе.
– Почему ты спрашиваешь об этом? Кейтлин отвечала:
– Спасибо, дорогой мишечка, что не раздавил… Только сперва пойми: мать была родом из Лахинча в графстве Клер. Это в той части Эйре, которая запустела во время Бед; там не осталось никого, кроме мелких землевладельцев, многие из них не знают грамоты. Они опять верят в сидов, – если только когда‑либо переставали верить в них, хотя, наверно, леди Грегори не признала бы их повествований. Ну а раз нам известно о существовании Иных, скажи ради зимних звезд, почему им не верить?
Вдалеке поверхность воды разорвал черный горб вассергейста, животное вынырнуло на поверхность и сразу исчезло, испустив тоненький свист.
– Помнишь, я говорила тебе, что мать отправилась в Дублин учиться музыке, после того как профессор, приехавший к нам ловить рыбу, услышал ее пение. – Кейтлин сделала паузу. – Но она недолго пела в опере, потому что вышла замуж за Падрейга Малрайена и родила ему двоих детей, а затем почувствовала тоску по дому. Как врач, отец не мог взять отпуск, но отпустил ее на праздник в родительский дом и был рад тому, что жена его сможет побродить по любимой земле.
Кейтлин выпрямилась и переплела пальцы, обратившись к своей памяти. Бродерсен ждал, разглядывая такой дорогой профиль, вырисовывавшийся на фоне звездного неба.
– Все это она рассказывала мне через много лет, и после священника я первой услыхала об этом. Отец, человек добрый, но сухой, на пятнадцать лет старше ее, назвал бы это видение обычным сном, и, возможно, так оно и было. Но мать хотела, чтобы я поняла ее, когда заметила, что я отрекаюсь сразу и от веры и от семьи. Она хотела, чтобы я узнала, как некогда и она ощущала подобные чувства, а потому теперь могла предостеречь меня. |