Знаешь, это просто
восхитительно, мои поразительные изыскания полностью подтверждают его
предписания об игре на флейте с целью излечения подагры - тонально, в
миксолидийском ладе... (*3)
Вергилий продолжал лежать в ванне, но полное отсутствие какой-то
реакции с его стороны, казалось, совершенно ускользнуло от алхимика; он
продолжал рассуждать вслух и, разгромив к своему полному удовлетворению
всю прежнюю геленистику (араба Алгиброниуса - в особенности), перескочил
на другую тему, при этом напялив на шапку своих буйных кудрей маленький
фетровый колпак.
- Вергилий?! А тебе доводилось слышать о металле, еще более
легкоплавком, чем свинец?
Вергилий, занятый омовением, помедлил и наконец сказал, что нет.
- Ох... - Клеменс, казалось, расстроился. - Такое впечатление, что это
может быть особо чистым оловом, совершенно избавленным от примесей и
окислов. Я видел только пару капелек этого металла, но он плавится даже от
тепла лампы. А если такая капля упадет на кожу, то совершенно ее не
повредит... замечательно...
И он глубоко погрузился в мысли.
Вергилий вышел из ванны, обернулся в громадный квадрат мягкого белого
полотна (быстро подавив дрожь), дошел до стола и сел. Столешница отошла в
сторону, снизу медленно выехал поднос. Вергилий принялся было за еду, но
руки внезапно задрожали и пришлось усмирить их, подняв кубок крепкого и
сладкого темного пива. Запрокинув голову, он осушил кубок маленькими
глотками.
Какое-то время Клеменс молча разглядывал Вергилия, затем нахмурился:
- Похоже, ты встретился с мантикорами, и тебе удалось от них улизнуть.
- Только не благодаря тебе. Да, улизнул... - Внезапная мысль пришла ему
на ум: "_А может, лучше было не спасаться?_" Он пробормотал снова: -
Только не благодаря тебе.
- Ты хотел, чтобы я рассказал о мантикорах. - Клеменс оттопырил нижнюю
губу. - Я рассказал тебе самое важное, а именно то, что от них лучше
держаться подальше. А остальное лишь основательно запутало бы тебя.
Вергилий задумался. Время шло так, словно сегодняшний вечер был ничем
не примечательным вечером, по своему обыкновению следующим за таким же
обыкновенным днем. Но что делать? Открыть все Клеменсу, просить его о
помощи? Первое было для него невыносимым, что до второго, то подобная
помощь могла оказаться не слишком продуктивной. Он вспомнил собственные
слова, сказанные Корнелии: "_Вы не знаете, о чем говорите... это может
занять год_..." И все громче и громче в мозгу звучало: "_Я не могу тратить
год!_"
Год! Целый год. И, Боже, если еще придется провести этот год с нею!
- Хорошо, не будем об этом, - сказал Вергилий. - Когда-нибудь и тебе
потребуется моя помощь. А я спущусь в лабиринт еще раз, и спущусь глубже.
И отыщу то, что, как мне кажется, там скрыто. Оно обязано находиться там.
И, во имя Великой Науки, я его отыщу. Я не буду спешить, это меня
подождет. |